Удивительный луч профессора Комаччо
Шрифт:
– Шаро, сосед?
– Да.
Странно.
Чуть не опоздал на двенадцатичасовой поезд. Вскочил в последний пустой вагон. Вслед за мной в вагон ввалился представительный мужчина в пенсне, с наглыми рачьими глазами и ярко блестевшим во рту золотым зубом. Он уселся против меня и беспокойно стал шарить по карманам.
– Черт возьми! Забыл папиросы!
Я предложил ему открытую коробку. Он взял, поблагодарил, но продолжал шарить по карманам.
– Здесь!
– воскликнул он, радостно оскалившись,- позвольте вам отплатить -- и передо
Я отказался, но он настаивал, утверждал, что у него превосходные папиросы, по особому заказу.
Я взял. Он поднес мне спичку. Я затянулся.
– Не правда ли, какие ароматные?
– Да, очень.
Кажется, я еще раз затянулся, и все поплыло у меня перед глазами.
Когда я очнулся, кругом толпились кондуктора. Вагон качало. Мне было плохо. Я схватился за карманы. Они были пусты. Портфель пропал.
На станции меня вывели из вагона под руки, уложили на носилки и доставили в лабораторию.
Чувствовал себя сносно. Но ночью меня охватили слабость и одиночество. Я добрался до командного мостика и своей тетради. И теперь голова кружится и першит в горле.
– Об охране вашей мне придется теперь позаботиться всерьез,- сказал мне на следующий день Вары.- Ваша охрана поручается персонально вот этому товарищу.
Я оглянулся и увидел в углу развалившегося на стуле огромнейшего негра, с самой черной физиономией, с самыми белыми зубами и с самой удивительной улыбкой. Его ноги, обутые в грандиозные ботинки, каждый чуть поменьше детской ванночки, лежали на столе, Он, вскочив, подал мне руку величиной с диванную подушку.
– Додди,- улыбаясь не только лицом, а почти всем телом, сказал он.
– И что он будет делать?
– спросил я у Вары.
– Я буду стеречь и охранять вас,- отвечал Додди. Буду вашим сторожем. Вы будете в надежных руках,- и он показал ладонями вверх свои огромные руки, каждая величиной с небольшой поднос, на который можно поставить полдюжины чашек.
– Благодарю за удовольствие,- со злостью сказал я Вары,- надеюсь, что и Додди вскоре возненавидит эту свою работу сторожа.
– Почему,- все так же улыбаясь, сказал Додди.- Другие сторожа получают мало, а сторожат много. Мне же дают и хорошую зарплату, а объект охраны невелик, при опасности его всегда можно взять и унести в безопасное место.И он, взяв меня своими огромными руками, спокойно посадил на высокий шкаф.
Вот с этой минуты у меня и появилась огромная темная тень, которая следовала за мной всюду. У нормальных людей тень исчезает ночью или в тумане, но моя была при мне и в полном мраке и в ненастье.
В эти дни мы узнали, что силу зет-луча можно ослабить путем применения фильтров с растворами некоторых солей и магнитных сит. Первые - моя выдумка, вторые - учителя. Кроме того, я установил, что луч, брошенный на очень далекие расстояния, теряет свою силу и не опасен для человека уже за сто километров от аппарата.
Решили произвести испытание сразу же. Перед самым опытом приехал Вары.
– Сегодня
Расчеты были приготовлены мною заранее. Сходил наверх установить аппарат. Как послушно и мягко движется на своей оси платформа башни. Хобот трубы покорно занял нужную высоту.
Вернулся на мостик.
– Начинаем!- сказал шеф в переговорную трубку.
– Сейчас,- ответили снизу.
Мы сидели и ждали, но никто не включал. Пришлось мне идти вниз. Электрик оказался в саду.
– Ну что же вы, надо начинать,- сказал я.
– Пожалуйста,- отвечал он,- я жду, когда скажут,- и пошел к себе.
Я вернулся в кабину.
– Ну что там?
– спросил профессор.
– Да ничего, он вышел.
– Включать?
– по переговорной трубке спросил механик.
– Давайте!
– отвечал я.
И с радостным гулом пошли моторы. Долго мы с профессором искали и вот, наконец, экран побелел: по его полю помчались тени, словно дым.
– Облака! Ниже! Зеркало, ломаем луч к земле.
Я начинаю ломать луч, и вдруг, словно из разорвавшейся мглы на экране выплыла сеть улиц с мчащимися по ним точками.
– Что это?
– кричит Вары.
– Столица Рэнэцуэллы, Сан-Серано!
– Ниже! Ниже! Я опускаю еще.
И вот под шум моторов, словно под морской прибой, плещет перед нами город. Вот большая артерия, по ней пульсируют, льются потоки автомобилей, толпы людей. Вот мчится поезд. Вот вокзал. Вот городской сад, аэродром.
– Здорово! Здорово!
– кричит Вары.
– Довольно?
– спрашиваю я.
– Нет, еще. Погоди,- отвечает он.- Дай налюбоваться!
Что-то лязгнуло. Свет погас. Я вырвал рубильники. Зажег люстру.
– Что-то случилось внизу,- говорит профессор.- Но смущаться нечего. Это первая конструкция. Можем поздравить друг друга.
У аппарата зет-луча оказались повреждения.
– Так я и знал!
– сказал Крус.
– Пережгли конденсаторы. Аппарат может быть восстановлен в два-три дня, но для таких работ он не пригоден. Для них должен быть сконструирован более мощный.
– Сколько времени потребуется для этого?
– Трудно сказать. Месяца два.
Я закашлялся и почувствовал неприятный вкус во рту. Приложив платок к губам, увидел, что он окрасился кровью. Меня уложили здесь же на стульях мостика, а когда стало легче - перенесли в мою комнату.
Это было вчера. А сегодня я еду с матерью к морю. Я не грущу. Новый аппарат будет готов не ранее моего возвращения.
Вот запечатаю в конверт тетрадку, запру сейф и точка.
На два месяца!
Санаторий, куда меня поместили, стоял высоко над морем, и лежать на террасе, любуясь его удивительной синевой, было так приятно. Я только здесь почувствовал, как устал.