Удушье
Шрифт:
Другие машины клином объезжали их и срывались с места, визжа колёсами на большой скорости, исчезая в другие края.
— Я хочу только, чтобы ты знал больше, чем всякие там люди сочтут безвредным тебе сообщить, — сказала она.
Наш мальчик спросил:
— А что больше?
— А то, что когда думаешь об оставшейся тебе жизни, — ответила она, прикрыв газа рукой. — Ты никогда по-настоящему не заглядываешь дальше, чем на пару предстоящих лет.
И ещё она сказала такое:
— К тому времени, когда тебе наступит тридцать,
Ещё она сказала такую вещь:
— Эра Просветления закончилась. И живём мы сейчас, что называется, в Эру Раз-просветления.
По радио сказали, что о заглохшей машине уведомили полицию.
Мамуля включила радио погромче.
— Чёрт, — произнесла она. — Умоляю, скажи мне, что это не мы.
— Говорят — золотой «Дастер», — отозвался мальчик. — Это наша машина.
А мамуля ответила:
— Это показывает, как мало ты знаешь.
Она открыла свою дверцу и скомандовала проскользнуть и выйти с её стороны. Посмотрела на быстрые машины, которые проезжали мимо низ, стремительно исчезая вдали.
— Это не наша машина, — заявила она.
Радио орало, что, кажется, пассажиры покидают транспортное средство.
Мамуля помахала рукой, чтобы он за неё схватился.
— Я тебе не мать, — сказала она. — Вообще, даже близко.
Под ногтями у неё тоже была засохшая кровь.
Радио орало им вслед. «Водитель золотого „Дастера“ и маленький ребёнок сейчас подвергают себя опасности, пытаясь проскочить сквозь четыре полосы дорожного движения».
Она сказала:
— Похоже, у нас около тридцати дней, чтобы наскладировать весёлых приключений на всю жизнь. А потом истечёт срок у моих кредиток.
Сказала:
— Тридцать дней — если нас не поймают раньше.
Машины гудели и уклонялись. Радио орало им вслед. Вертолёты ревели над головой.
И мамуля скомандовала:
— А теперь — прямо как с вальсом «Дунайские волны», крепко возьми меня за руку, — сказала. — И не думай, — сказала. — Только беги.
Глава 16
Следующий пациент — женщина, возрастом около двадцати девяти лет, вверху на внутренней стороне бедра у неё родинка, которая выглядит ненормально. При таком свете трудно точно сказать, но она слишком большая свиду, несимметричная, сине-коричневых оттенков. Бахромчатые края. Кожа вокруг вроде бы разодрана.
Спрашиваю — она её чесала?
И — не было ли у неё в семье случаев рака кожи?
Около меня, держа перед собой планшетку формата А5, сидит Дэнни, удерживая над зажигалкой конец пробки, поворачивая её, пока конец не станет чёрным, и Дэнни объявляет:
— Братан, я серьёзно, — говорит. — У тебя сегодня ночью какие-то дикие проявления враждебности. Ты что, позанимался этим?
Говорит:
— Вечно ты ненавидишь целый свет, как потрахаешься.
Пациентка падает на колени, её ноги широко расставлены. Она отклоняется назад и начинает толчками приближаться к нам в замедленном движении. Одними сокращениями мускулов задницы толкает свои плечи, груди, лобковые мышцы. Всё её тело волнами рвётся к нам.
Признаки меланомы нетрудно запомнить при помощи букв АБЦД:
Асимметричная форма.
Бахромчатый край.
Цветовые вариации.
Диаметр шире шести миллиметров.
Она бритая. Загорелая и смазанная до безупречности, она напоминает не столько женщину, сколько щель для втыкания кредитной карточки. Она толкает себя нам навстречу, и во мрачной красно-чёрной цветовой смеси выглядит лучше, чем есть на самом деле. Красные лампы стирают шрамы и синяки, прыщи, всякие там татуировки, плюс следы от резинок одежды и «дороги» от иглы.
Прикольно, что красота произведения искусства гораздо больше зависит от рамки, чем от самого творения.
Фокус со светом заставляет даже Дэнни казаться полным здоровья: его цыплячьи крылья-ручонки торчат из белой футболки. Планшетка у него светится жёлтым. Он подворачивает нижнюю губу и закусывает её, переводя взгляд с пациентки на свой труд, потом обратно на пациентку.
Толкая себя нам навстречу, перекрикивая музыку, та спрашивает:
— Что?
Она вроде бы натуральная блондинка, высокий фактор риска, поэтому интересуюсь — не было ли у неё накануне беспричинных потерь веса?
Не глядя на меня, Дэнни спрашивает:
— Братан, ты себе представляешь, сколько бы мне стоила настоящая модель?
Бросаю ему в ответ:
— Братан, не забудь набросать все её вросшие волоски.
Пациентку спрашиваю, не замечала ли та каких-нибудь нарушений в своём цикле или в испражнениях?
Стоя перед нами на коленях, широко расставив руки с чёрными крашеными ногтями по обе стороны в выгибаясь назад, глядя на нас по всей длине выгнутого дугой тела, она спрашивает:
— Что?
Ору:
— Мне нужно прощупать твои лимфоузлы!
А Дэнни окликает:
— Братан, так ты хочешь знать, что мне сказала твоя мама, или нет?
Ору:
— Ещё дай пальпировать твою селезёнку!
Делая быстрый набросок жжёной пробкой, он спрашивает:
— У тебя период стыда, я прав?
Блондинка обхватывает колени руками и перекатывается на спину, крутя по соску между большим и указательным пальцами каждой руки. Широко раззявив рот, демонстрирует нам согнутый язычок, потом сообщает:
— Дайкири, — говорит она. — Меня зовут Шерри Дайкири. Трогать меня нельзя, — говорит. — Но где та родинка, про которую ты сказал?
Все пункты медицинского осмотра нетрудно запомнить при помощи слов ОПИУМ САТАН. Такое на медфаке называют «мнемоника». Из букв строится следующее:
Основные жалобы.
Предыдущие заболевания.
История болезни.
Учёт наследственности.
Медикаментозное лечение.
Социальное положение.
Аллергические реакции.
Табак.