Удушенный
Шрифт:
Черт. Действительно, я никогда не представлял, что у меня будет девушка, не говоря уже о том, что у меня будет кто-то, с кем я хотел бы провести остаток жизни. Но вот я здесь, собираюсь жениться на сестре моего соперника. Я чертовски приручился к еженедельным семейным ужинам и поездкам на яхте с моими будущими родственниками.
Ладно, возможно, моя версия одомашнивания немного отличается от других. У меня никогда не было настоящих людей, с которыми я мог бы поделиться своим богатством, и теперь, когда у меня появился шанс, я не могу вернуться назад.
Я
Дерьмово, но правда.
Я стучу костяшками пальцев в дверь нашей спальни.
Нашей спальни. Той самой, которую мы сделали на заказ, как и весь наш дом. В этом же доме мы планируем растить наших детей, надеясь, что Лиам и Софи будут жить по соседству. Майя будет счастлива, если ее лучшая подруга будет жить в соседнем доме, что, в свою очередь, сделает счастливым и меня.
Софи приоткрывает дверь на дюйм, не давая мне возможности заглянуть внутрь. Она скептически оглядывает меня с головы до ног. — Ты не должен быть здесь.
— Почему, черт возьми, нет?
— Ты знаешь традиции. — Она делает движение, чтобы закрыть дверь, но я оказываюсь быстрее, загораживая дверной проем своей туфлей. Той самой туфлей, в которой я собираюсь идти к алтарю.
Я уже говорил, что сегодня женюсь?
Я насмехаюсь. — Я не верю в несчастье.
— Правда? Жаль, очень жаль, потому что твоя будущая жена верит. — Она пинает мою блестящую туфлю своей блестящей кроссовкой. Моя нога не двигается, заставляя ее рычать от разочарования.
Я ухмыляюсь. — Я думал, религиозные люди не верят в удачу.
Софи испускает самый большой вздох в своей жизни. — Ноа, уходи.
— Но я хочу быть первым, кто ее увидит.
— Ты упустил свой шанс, так как я увидела ее первой. А теперь кыш.
Я испускаю раздраженный вздох. — Хорошо, я хочу увидеть ее раньше всех, кроме тебя. Я дам подружке невесты эксклюзивные права на то, что принадлежит мне. В конце концов, делиться — значит заботиться.
Софи смотрит на меня целых тридцать секунд. — Отлично. Позволь мне спросить ее. Не входи сюда без разрешения.
Я широко ухмыляюсь. — Отлично. — Я убираю туфлю, чтобы она могла закрыть дверь.
— Глупые, назойливые, имеющие право на жизнь мужчины. — Она хмурится на меня, закрывая дверь.
Я постукиваю туфлей в такт биению своего сердца, ожидая, пока Софи поговорит с Майей. К черту традиции. Все в наших отношениях с Майей не было традиционным.
Я был честен с Софи, желая сначала увидеть Майю. Это не из-за собственничества. Скорее потому, что во мне есть врожденная потребность ценить каждый момент с ней. Увидеть ее наедине, прежде чем какой-нибудь ублюдок увидит, как она идет к алтарю. Не секрет, что я эгоистичный ублюдок, но Майя принимает меня со всеми моими недостатками, так тому и быть.
Дверь в нашу спальню открывается. Я поднимаю голову и вижу, как Софи осторожно
Она качает головой. — Не знаю, что за волшебное вуду у твоего члена, но Майя согласилась с тобой встретиться. Не порть ей прическу. Не порть ей макияж. И, ради всего святого, не занимайся сексом до клятвы. Я вернусь через двадцать минут, чтобы отвести тебя туда, где ты должен быть. Ну, знаешь, снаружи, вместе со всеми остальными. — Софи покачала мне пальцем, прежде чем уйти, звук ее кроссовок эхом разносится по коридору.
Я хватаюсь за ручку дрожащей рукой. Мысль о будущем с Майей заставляет меня дрожать от предвкушения. Хорошего. Лучшего. От того кайфа, который я хочу испытывать всю оставшуюся жизнь с ней.
Я хочу быть всем, что ей нужно в партнере. Я вырос на ужасных примерах, и я никогда не хочу, чтобы моя семья испытала то же разочарование, что и я. Чтобы они чувствовали себя нелюбимыми и использованными из-за титула и таланта.
В своей жизни я во всем преуспел, поэтому не секрет, что однажды я хочу стать лучшим мужем и отцом. Быть человеком, на которого Майя и мои будущие дети могут рассчитывать в борьбе и защите. Любить их безоговорочно, потому что я этого хочу, а не потому, что должен.
Я делаю глубокий вдох и открываю дверь. Майя смотрит в окно нашего нового заднего двора, давая мне возможность уставиться на нее. И, черт возьми, я пялюсь. Я смотрю так пристально, что, боюсь, к тому времени, когда я закончу, мне понадобятся очки.
Кружевной материал ее белого платья прилегает к ее телу, подчеркивая изгибы, которые я люблю. У меня возникает искушение потрепать ее темные волнистые волосы, спадающие на спину. Она поворачивается и смотрит на меня так, что, клянусь, это самый прекрасный взгляд, который она когда-либо мне дарила. Даже лучше, чем когда она впервые призналась мне в любви.
Потому что этот взгляд? Это молчаливое обещание, что она будет любить меня вечно.
Мои глаза блуждают по ней, отмечая каждую деталь. Чувство счастья, которого я никогда раньше не испытывал, охватывает меня, мои глаза затуманиваются, а пальцы дрожат.
Я. Самый большой засранец в этой части Европы, разрывающийся из-за своей невесты. Я провожу рукой по волосам. — Ты так чертовски красива.
Она откидывает голову назад и смеется, этот звук звучит для моих ушей сладкой мелодией. Я подхожу к ней, хватаюсь за ее левую руку. Я глажу ее помолвочное кольцо в успокаивающем жесте, чтобы напомнить себе, что она моя.
В радости и в горе.
В богатстве и в бедности.
В болезни и в здравии.
С оргазмами во веки веков.
Ладно, последняя часть — это часть нашей личной клятвы. Сантьяго, наверное, вскроет себе вены, если я упомяну что-нибудь, связанное с его сестрой и нашей спальней. Религиозные люди — все застенчивые и дерьмовые.
— Вы и сами неплохо выглядите, мистер Слейд. — Она улыбается мне. Ее незанятая рука поправляет мой галстук, а затем задерживается на моей груди. — Ты даже не смог соблюсти эту традицию, да? Почему я не удивлена?