Уездный город С***
Шрифт:
Ещё, что было крайне неожиданно с подобным складом ума, Аэлита оказалась исключительно эмоциональной особой, настроение её прихотливо и почти мгновенно изменялось по мере разговора. Часть времени Титов потратил именно на то, чтобы узнать пределы этой переменчивости, и результат его обескуражил: в течение одной минуты Аэлита могла сначала кипеть гневом, а потом искренне улыбаться. Точно послушный воле ветра флюгер, легко поддавалась любым словам и показывала именно те эмоции, которых от неё добивались. Однако все эти проявления были поверхностными, словно рябь на воде над омутом, не трогали глубин разума и убеждений. То есть расстроить или развеселить её оказалось проще простого, а вот заставить под влиянием эмоций совершить что-то, не свойственное природе упрямой и хар'aктерной барышни — отнюдь.
Натану девушка представилась молодым крепким деревцем, ветви которого легко гнутся под ударами бури, но сдвинуть с места которое не способен никакой ветер. Опытный вещевик, настоящий профессионал, в чём-то — совсем наивная девчонка, опирающаяся только на малоразвитое чутьё, словно тычущийся носом слепой котёнок, а под всем этим — твёрдый и упрямый, взрослый характер. Удивительная, необычная, но — поразительно цельная натура.
Впрочем, после решения загадки интерес поручика к девушке ни в малейшей степени не угас. Слишком непохожа она была на всех, кого ему прежде доводилось знать, слишком хороша в этой своей невероятной полноте и неделимости. Натан не мог представить себе дружбу со столь своеобразным созданием, но был полон решимости сойтись с ней покороче, до доброго приятельства.
Глава 4. Имя розы
Аэлита после разговора с Титовым чувствовала себя подавленной, была тиха и рассеянна, так что «Буцефал» на обратном пути до Полевой улицы проявлял куда меньше резвости и даже рычал как будто тише. Причины такого своего настроения вещевичка не понимала и пеняла попеременно на продолжительное пребывание на солнце, испуг от вида покойницы и общий избыток впечатлений этого долгого, насыщенного дня. О том, что таковой причиной являлся выдержанный форменный допрос, который Титов провёл с большим умением и искусством, она даже не подумала. Вопросы поручика, даром что он порой говорил сущую ересь и никак не мог толком понять её объяснений, на взгляд Брамс мало отличались от глупостей иных нерадивых студентов, офицер ещё проявлял примерную сообразительность.
Расспросы не трогали её и не удивляли, а вот неожиданная помощь поручика по — настоящему вывела из равновесия, паче всего тем, что оказалась Аэлите по душе. И за эту сердечную слабость девушка очень на себя сердилась.
Романтические отношения в жизни девицы Брамс окончились в восемнадцать лет разорванной помолвкой с молодым офицером Ховриным. Тот был очарован юностью и энергией Аэлиты, сумел без особенного труда увлечь неискушённую девушку, и молодые люди уверенно готовились свить семейное гнездо. Но в один прекрасный момент, когда дело уже почти сладили и назначили день свадьбы, жених имел дурость высказаться при вещевичке, как раз готовящейся держать выпускные экзамены в Федорке (обучалась девушка, в виду особых склонностей к предмету, не по общей программе), что вся эта наука — блажь, не женское дело, и вообще какой в бабе может быть ум. Даже непреклонно заявил, что после свадьбы всех этих глупостей он не допустит.
Разумеется, стерпеть подобное Брамс, всегда видевшая от близких только одобрение и поддержку, не могла, нежное отношение и восторг сменились праведной, и оттого более злой, обидой.
Помолвка окончилась скандалом, офицер получил от ворот поворот. Он, конечно, пытался еще всё наладить, клялся, что пошутил и ничего такого не хотел сказать, но Аэлита уже не верила: любовь к выбранной научной стезе оказалась гораздо сильнее первого чувства к мужчине.
От этой истории вещевичке на память осталось болезненное отношение ко всем сомнениям в её уме и умениях, высказанным с отсылкой к женскому полу, а также неприязнь к мужчинам за пределами приятельства или служебного партнёрства и лёгкое опасение перед офицерами.
Последнее могло бы вырасти в стойкую враждебность, но помешал тому старший брат-погодок, Николай, который ещё лет в шесть избрал для себя стезю артиллериста. Дружная с Колей и увлечённая его рассказами, Аэлита с детства с симпатией относилась к военным, и единственный случай не мог глубоко переломить эту привычку, однако малую трещинку осторожности всё же оставил.
Несмотря ни на что, Ховрин был отлично воспитанным и достаточно благородным молодым человеком, поэтому никогда не позволял себе с невестой излишних вольностей и не стремился воспользоваться её наивностью, отношения молодых людей ограничивались прогулками рука об руку и детскими поцелуями в щёку. А после того случая Брамс окончательно, с головой нырнула в науку. Родители никогда не умели что-то запрещать единственной любимой дочери, поэтому поддержали её энтузиазм и, невзирая на косые взгляды некоторых родственников и особо консервативных соседей, поныне не пытались на неё повлиять.
С таким скудным опытом общения с мужчинами Аэлита оказалась совершенно не готова к поведению Титова. Поручик не делал ничего по-настоящему предосудительного, просто в силу жизненного опыта и характера держался достаточно вольно и решительно. Да и повода задуматься о душевном равновесии вещевички он не имел, а для той и тесные объятья были уже серьёзным потрясением. Так что обратный путь до Полевой девушка проделала в глубокой задумчивости и смятении.
Задумчив был и Натан, только мысли его занимал куда более серьёзный и приземлённый вопрос, а именно — новое дело. По всему выходило, до отчёта судебных экспертов и того момента, как они передадут уголовному сыску портрет покойной, особенного простора для манёвра у следователя не было.
Городовой упоминал, что покойница могла попасть в воду с моста, но тогда он вещал о самоубийцах, а здесь о подобном и речи не шло. Титов, конечно, по мосту тому не ходил и не мог с уверенностью утверждать, насколько людно там ночью, однако здесь помогала ещё одна обмолвка Храброва: что мост новый, каменный, с фонарями. А стало быть, освещён достаточно ярко даже ночью. Тому же, кто пустил покойницу по реке, требовалось хоть какое-то время на осуществление своего намерения, и поручик не представлял себе человека, который бы отважился на подобной поступок, столь сильно рискуя быть замеченным. Под фонарями — выгружать откуда-то тело, пусть даже оно уже привязано к плотику, потом переваливать через перила… Возможно ли вообще осуществить подобное в одиночку?
По виду покойница сложения обычного, росту среднего, значит веса в ней под четыре пуда. Крепкий мужчина, конечно, справился бы, хотя и плотик осложнял задачу, и исцарапаться как нечего делать, и в остальном совсем не удобно.
Но помимо этого, утопленница выглядела столь тихо и безмятежно, одежда её пребывала в таком порядке, словно женщину аккуратно спустили в воду, самое большее, с борта лодки, а может, и вовсе внесли с пологого берега. Сложно было поверить, что в подобном виде тело осталось после падения с моста, а тот, и с мыса это было прекрасно видно, отличался приличной высотой. Да и свеча в мёртвых руках вспомнилась к месту; конечно, злоумышленник мог погасить её до спуска тела в воду, но… всё же нет, слишком сомнительно.
Успокаивая свою совесть, Натан решил, что непременно глянет вечером на мост, но лишь с тем, чтобы окончательно убедиться в несостоятельности этой идеи. По карте, насколько поручик её помнил, на городской стороне, выше моста, имелось целых две бухты, старая и новая, где злодей мог держать лодку, да и весь берег был довольно пологим, и это место представлялось Титову куда более подходящим для избавления от тела. Но для ясности следовало всё же взглянуть своими глазами. И лоцию почитать, а лучше вовсе поговорить со сведущими людьми, знающими эти воды. Уж они вернее скажут, откуда могло принести тело.