Угадай кто
Шрифт:
Шеппард присел рядышком, и аплодисменты стихли.
– Ну, Сара, как поживаете? – спросил Шеппард.
В беседе с ней готовься ко всяческим «но».
– Хорошо, – отвечала Сара тихим, застенчивым голосом.
– Итак, Сара, значит, вы связались со мной (то есть с программой), рассказали мне обо всем, а я (то есть моя команда) взял на себя труд расследовать это дело. И в этой ситуации я не вижу ничего хорошего. Плохо дело.
«Война – вот что плохо, смерть – тоже плохо… а тут… дурака валяем».
– Вы
Сара начала говорить, в основном повторяя то, о чем было вкратце поведано на экране только что. Повторение – ключевая часть шоу. Не хотелось, чтобы кто-нибудь чего-то не понял, да и команде не придется много домысливать.
– …это когда я высказалась ему насчет эсэмэски…
Ага, дошла до эсэмэски. Надо ее попридержать.
– Невероятно, – сказал Шеппард. – Значит, вы обнаружили в его телефоне эсэмэски от нее, от этой вашей няни, и потребовали объяснений?
– Мм… да, – подтвердила Сара. В очередной раз.
– И что там, в этих сообщениях, было?
Говорить надо медленно.
Сара закрыла лицо ладонями, закрыв заодно и микрофон, прикрепленный к воротнику блузки.
– Я понимаю, Сара, вам тяжело. Но я здесь, чтобы помочь. И все эти люди пришли, чтобы помочь вам, разве не так?
По рядам зрителей прокатился некий сочувствующий гул – вовремя подсуетился парнишка, который стоял с краю сцены и поднял плакатик с подсказкой. Все это было предварительно прорепетировано. Теперь у публики проснулся азарт. Они рвались в бой.
Сара снова подняла голову, посмотрела на Шеппарда, в глазах ее стояли слезы.
– Они часто устраивали встречи. В гостиницах, в барах, да где угодно… Во всяких там премьер-отелях, холидей-иннах, понимаете, в самых дешевых местах.
Что она несет? Зачем перечислять все забегаловки?
– Шеппард, быстро перекрой фонтан, – сказал режиссер, – не хватало нам этих проблем на нашу задницу.
– Понятно, в дешевых гостиницах в центре Лондона, – сказал Шеппард.
Компании не очень-то любят, когда их названия треплют во всяких телешоу. Негативный контекст. Назови место встречи «предателей», и люди станут ассоциировать его с любовными шашнями.
– А в этих эсэмэсках было что-нибудь про отношения между Шоном и той девушкой?
Сара посмотрела в сторону зрителей.
– Он писал, что будет любить ее до конца жизни.
Аудитория ахнула.
– Писал, что любит ее так, как никогда в жизни никого не любил, что когда-нибудь они уедут далеко-далеко и ребенка с собой заберут.
Еще один общий вздох изумления. Вот попугаи. И это публика, которая его обожает! Неужели он хотел именно этого? Но в голове зазвучал голос мальчика, которым он был когда-то: «Ты что, смеешься? Да, именно этого ты и хотел. Именно к этому мы всю жизнь и стремимся».
Шеппард посмотрел на Сару. Вот перед ним живая женщина. С реальными проблемами. И он подумал, что знает, как разрешить ее проблемы. Он знает, а не команда придурков в белых воротничках за кулисами. Именно он.
Сара ответила на его взгляд. И на этот раз посмотрела очень внимательно.
«Ты действительно тот человек, за которого себя выдаешь?» –
– Шеппард! – заорал режиссер так, что Шеппард вздрогнул. – Какого чёр…
– Ну что ж… гм… – Шеппард запнулся, оторвал взгляд от Сары, повернув голову к зрителям. – По всему выходит, что он круглый дурак… но не будем верить мне на слово, друзья. Давайте-ка лучше вытащим его сюда, к нам… как вы считаете, дамы и господа?
Аплодисменты, сопровождаемые одобрительными криками. Зрители были настроены серьезно, как чернь, собравшаяся линчевать преступника.
Шеппард встал, продефилировал к краю сцены и успел повернуться спиной к молодому человеку, который уже выходил из-за правой кулисы. Увидев его, зрители яростно загудели; Шеппард подождал, пока они успокоятся, и резко повернулся на каблуках до блеска начищенных остроносых туфель.
Шон был похож на потерявшегося щенка, который вдруг оказался посреди скоростного шоссе. На стул он уселся так осторожненько, словно под ним лежала бомба. На нем была изрядно поношенная белая футболка и джинсы с расстегнутой ширинкой. Одевали его, скорее всего, люди из съемочной группы. В вырезе футболки клинышком виднелась татуировка в виде змейки, тянущейся к шее молодого человека. Похоже, он собирался сразить тут всех собравшихся, но самоуверенность слиняла с его лица, едва он вышел. Лицо было выбрито, но на щеках оставались клочки, нетронутые бритвой. Он был какой-то весь дерганый, но вряд ли что-нибудь глотал для куражу, скорее всего, не спал всю ночь. Интересно, слабые нервы или Шон в самом деле виноват?
Виноват. Там же сказано, разве нет?
Рот раскрыт. Весь на автопилоте.
– Добро пожаловать, Шон, на наше мероприятие!
Пауза. Но аплодисментов не слышно. Свое мнение публика сформировать успела.
– Шон, в кулуарах вы слышали обвинения в свой адрес. У вас есть что сказать в свою защиту?
– Все это неправда, – ответил Шон с сильным манчестерским акцентом.
Глаза его так и бегали – от Шеппарда к публике, снова к Шеппарду, снова к публике.
– Я никогда не стал бы изменять Саре. У нас ребенок.
Он резко повернулся и посмотрел на жену:
– Я люблю тебя. Сара, я люблю тебя. Я думал, ты это знаешь.
– Ничего я не знаю. И я была дурой, когда верила тебе.
«Понятно, все идет куда надо… – сказал себе Морган. – Твое самое любимое место. И нечего врать, что это не так».
Самое время повышать ставки. Именно этого хотят они. И он – тоже.
– Друг мой Шон, а что ты скажешь про эсэмэски у тебя в телефоне? Их обнаружила Сара, и я тоже собственными глазами видел эти эсэмэски.
Он говорил четко, с расстановкой.
– Ты хочешь сказать, что она лжет? А, Шон? Ты хочешь сказать, что и я лгу?
Шон слегка поежился.
– Нет, – сказал он.
– Так, значит, ты сейчас все нам объяснишь? Полагаю, эти сообщения ты посылал своей матери, так?
Смешки. Шеппард заглянул в шпаргалку. «ВИНОВЕН».
«Вот этого я всегда хотел в жизни… Сотни людей, зрители, невидимые за ярким светом ламп, и сотни тысяч у экранов телевизоров…»
– Я писал это Саре, – проговорил Шон совершенную нелепицу.