Угарит
Шрифт:
36
Сыграть перед жрецами роль властной и уверенной в себе Вестницы оказалось несложно. Но буквально после трех-четырех шагов по темной тропке, стоило мне пару раз запнуться и набить синяк-другой о торчащие камни, весь нарзан из меня вышел, как говаривала бабушка. Да и время года было уже не то, чтобы разгуливать ночью голышом, так что била меня крупная и противная дрожь. Скатившись к самому берегу, я оглянулась назад, чтобы понять, не следят ли за мной сверху. Наверху явно шла какая-то непонятная возня, мелькали черные тени, и лучше было во
Закусив ладонь, чтобы не взвыть от ужаса и тревоги, я беспомощно озиралась, не понимая, что же мне теперь делать. Внезапно там, откуда я прибежала, раздался резкий, полный ужаса крик, и сердце мое дернулось и заныло в ответ ему.
– Венька, Веня, Венечка, только не умирай, только живи, пожалуйста, только уцелей, – твердила я как заведенная, – Не забирайте его у меня, очень прошу, не забирайте, пусть он будет жив.
Я сама не знала, кого просила, кого умоляла, но я всем своим существом чувствовала, что есть Кто-то или Что-то, огромное, могущественное, перед кем мы только маленькие слабые беспомощные дети.
Стоять на берегу было холодно, да и неловко я себя ощущала вот так, совсем без ничего, хотя в этот рассветный час любоваться моими красотами было совершенно некому. Поэтому я свернулась клубочком за одним из валунов, щедро раскиданных в прибрежной полосе, и только по-прежнему повторяла раз за разом: «Спаси его, ну пожалуйста, ну что Тебе стоит! Не убивай, сохрани его, верни мне его живым и здоровым!» Так в детстве просят: ну пусть в этот раз к доске вызовут не меня, пусть мама раньше вернется с работы, пусть найдется любимое цветное стеклышко! Но насколько теперь всё было всерьез…
Я вся обратилась в слух, тревожно ловя мельчайшие звуки, доносившиеся с откоса, но когда почти над самым ухом протопали чьи-то тяжелые шаги, и следом раздался такой родной и знакомый голос «Свои!», я вздрогнула от неожиданности. В следующую секунду, сама от себя не ожидая такого, повисла у Веньки на шее, всем телом впечатавшись в него и повторяя только одно слово «Живой!».
Венька, по-моему, тоже совершенно ошалел. Но он был еще весь такой горячий, не вышедший из боя, что от избытка чувств стиснул меня так, что я невольно взвыла «Больно», а Венька вдруг закрыл мне рот поцелуем. Мир вокруг завертелся и погас, чтобы буквально тут же взорваться от чьего-то чуть недовольного голоса:
– Эй, бросайте, корабль ждет.
– Вень, кто это? – охнула я, соображая, что прикрыться мне совершенно нечем. И даже волос у меня куда меньше, чем у легендарной леди Годивы, а, стало быть, представать перед незнакомцем в подобном виде совсем ни к чему. Да и перед Венькой тоже, откровенно-то говоря…
– Иттобаал это, – буркнул Венька, кажется, тоже испытывая неловкость от моего вида. – Мы с ним вместе пришли отбивать тебя.
– Ээээ… Приятно познакомиться. Я вам очень признательна… – забормотала я, на всякий случай прячась за Венькину спину, чтобы не очень светиться перед незнакомцем.
– А платье мое вы случайно не принесли? – вдруг брякнула я. – Не могу же я в таком виде…
– Можешь-можешь, – неожиданно
Он ловко увернулся от подзатыльника, который я была готова ему отвесить, и в свою очередь наградил меня звонким шлепком.
– Будешь знать, как в плен попадать, – назидательно произнес Венька, а потом серьезным тоном продолжил, – Платье тебе сейчас совсем не поможет, даже наоборот. Нам до лодки плыть надо, оно тебе мешать будет, ноги связывать. А потом в мокром сидеть – ты только хуже простудишься. Так что давай, плыви, а потом разберемся, во что тебе завернуться.
– Тогда не смотрите на меня, – неуверенно попросила я, – А то мне неловко.
– Давай-давай, шуруй вперед, – напутствовал меня Венька, – нам сейчас совсем не до того.
– А то нет! – запальчиво возразила я, входя в воду вслед за Иттобаалом. Он уже вошел в воду и поплыл, толкая впереди себя надутый воздухом бурдюк с каким-то грузом.
Вода показалась обжигающе холодной, и мне не оставалось ничего другого, как грести изо всех сил, чтобы не окоченеть и не пойти ко дну прямо тут же. Пережить все то, что мы прошли, и утонуть – это было бы как-то совсем уж глупо. Море словно сдирало страхи жесткой и одновременной нежной губкой: некогда было думать о всякой гадости и ерунде, только: далеко ли еще до лодки, до сухости и тепла?
Но сухости особой не оказалось и там. В лодку меня втащили, перекинув через скользкий и неожиданно высокий борт сразу после того, как Иттобаал мощным рывком забрался внутрь, чуть не потопив суденышко. Чьи-то незнакомые руки тянули меня вверх, Венька бесстыдно подталкивал сзади, и в конце концов я перевалилась внутрь и сжалась на корме, обхватив руками коленки.
Мы заполнили небольшую рыбацкую лодку до отказа, бортами она почти что черпала воду, а мужчины немедленно навалились на весла, чуть не задевая меня при каждом взмахе. Лодка тяжело развернулась и пошла прочь от Библа, набирая скорость и слегка покачиваясь на мелкой волне.
Так странно было сидеть среди этих разгоряченных боем, бегом и греблей мужчин, слышать их хриплое дыхание, немногословные реплики – но это были свои! На плечи мне набросили что-то шерстяное, пахнущее овечьим стадом, стало чуточку теплее, и тут меня вновь заколотило и от холода, и от прошлых переживаний.
– Спасибо, спасибо, спасибо… Мы вместе, делай теперь что хочешь, – мне казалось, что я твержу это про себя. Но над плечом раздался встревоженный голос Веньки:
– Юлька, что там, ты с кем разговариваешь? С тобой все в порядке?
И я, откинувшись назад, разревелась как маленькая.
– Не до того, Юля, – услышала я сквозь вату голос, – грести мешаешь. Сиди ровно, всё это потом. Мы уходим от погони.
Но погони никакой не было. Время тянулось, небо розовело, море билось о борта, только протяни ладонь, и мир был по-прежнему чужим, огромным и страшным. Но теперь со мной был Венька.
Наконец, надвинулась черная громада другого берега, лодка втянулась в узкую бухту, ткнулась носом в прибрежный камень. Меня, почти как мешок, вытянули на берег, и только тут я заметила, что с Венькой рядом стоит его верный ординарец.