Угасающее солнце: Кесрит
Шрифт:
Ньюн вымыл руки песком, сделал прощальный знак и поднялся. Дункан тоже сделал какой-то знак: наверное, у землян так было принято прощаться с мертвыми. Ньюн принял это как должное.
— Они сами выбрали такой конец, — сказал он Дункану. — Что ж, это лучше, чем конец тех, что остались.
Затем он отлил немного драгоценной воды, повернулся спиной к землянину, вымыл лицо и руки, накинул вуаль. Взглянув вверх, он увидел двух дусов, которые спускались вниз. Ньюн сразу же отошел назад.
Его дус стоял рядом, не пытаясь приблизится к троим дусам-часовым, выстроившимся
Старый дус Эддана издал презрительное рычание и пошел прочь от этих дусов-предателей, которых он больше не хотел знать. Ньюн вздрогнул от внезапно обрушившейся на него волны гнева. Но когда он двинулся прочь, с ним пошел не только его дус, но те двое, которые принадлежали Лирену и Дебасу. Эти дусы предали своих хозяев, оставили пост. Они выбрали жизнь, а дус Эддана сохранил верность до конца.
«Ло'а-ни, дус!» — ласково поприветствовал его Ньюн, восхищаясь верностью дуса; но тот испустил мощный предупредительный импульс, который буквально отшвырнул Ньюна прочь.
И Ньюн снова взвалил свою ношу на плечи и зашагал вместе с Дунканом и Мелеин дальше.
Они не говорили о своей находке. Все и так было ясно. Дусы шли впереди них и время от времени один из зверей пробовал подойти к Дункану, но дус Ньюна бдительно охранял их и не подпускал чужих дусов. Скоро те поняли, что этого ци'мри тоже нельзя трогать.
Они были уже у входа во внутреннюю долину Сил'атена, и здесь их поджидал немного другой страж. Ньюн первым заметил воронку в песке и, взяв землянина за локоть, поднял небольшой камешек. Он отошел как можно дальше и сильно бросил камешек в самый центр воронки.
В окружности длиной в двадцать дусов песок взорвался, и буровер, подняв тучу песка со своей мантии, края которой образовывали воронку, снова нырнул в песок немного дальше от того места, где выскочил.
Дункан изумленно выругался.
— Я показал тебе это, — сказал Ньюн, — чтобы ты понял: тот, кто не знает страны и у кого нет дуса, не сможет здесь пройти. Говорят, в великих песках встречаются экземпляры покрупнее, чем этот. Дусы чувствуют их запах. Они чувствуют и другие опасности. Даже мри в одиночку неохотно ходят в таких местах. Я не думаю, что ты можешь здесь пройти.
— Я понял тебя, — сказал Дункан.
Дальше они шли медленно, вдоль стены утесов, где было безопаснее всего. Они проходили мимо отмеченных камнями замурованных пещер, и причудливые угрюмые скалы Сил'атена отбрасывали жуткие тени на песок, обступали их со всех сторон, отрезая им путь назад.
— Что это за место? — благоговейным шепотом спросил Дункан, когда они подходили к могилам Матерей.
— Нла'ай-мри, — ответил Ньюн. — Сил'атен, кладбище нашего рода.
И теперь Дункан молчал. Он лишь боязливо смотрел по сторонам, изредка оглядываясь назад, где ветер заметал их следы, возвращая
Теперь их вела Мелеин. Она шла впереди их небольшого отряда, положив руку на спину дуса, которому, похоже, это очень нравилось. Они направлялись в глубину каньона, где Ньюн никогда не бывал; они проходили мимо пирамид камней, обозначающих не то могилы Матерей, не то направление пути. Там встречались надписи, которые Ньюн не мог прочесть, а Мелеин читала и уверенно шла вперед. И хотя она тоже никогда не бывала здесь, Ньюн полностью доверился ей.
Мелеин очень устала, и временами казалось, что она остановилась передохнуть, но девушка переводила дыхание и снова шла вперед. Солнце уже перевалило за утесы и теперь она двигалась в холодной тени. Дус шел впереди, и предупреждал об опасности.
Наконец они добрались до конца ущелья, откуда не было выхода, и Ньюн взглянул на Мелеин. Он не мог понять: то ли она потеряла путь, то ли решила здесь остановиться для отдыха. Но Мелеин посмотрела вверх на еле заметную тропу: Ньюн не видел ее, пока не проследил взгляд девушки. Тропу можно было увидеть только с этого места. Она вела в красные скалы, в лабиринт каменных колонн, подобно гигантским пальцам устремившихся в небо.
— Ньюн, — позвала его Мелеин, кивнув на что-то за его спиной.
Ньюн оглянулся на Дункана, который, измученный здешним воздухом, отдыхал на своем мешке. Сзади к нему подбирались дусы. Один из зверей протянул мохнатую лапу. Дункан застыл.
— Яй! — крикнул Ньюн, отгоняя любопытного дуса, который сразу же виновато отдернул лапу. Дусы отодвинулись подальше, излучая смятение.
Ньюн тоже испытывал смятение при мысли о том, что им, да еще вместе с землянином, придется забираться в лабиринт, где один неверный шаг может означать гибель для всех.
— Что с ним делать? — спросил он Мелеин на Высшем языке, чтобы Дункан не мог понять их разговора. — Его нельзя оставить здесь.
— Дусы будут охранять его, — сказала она. — Оставь его здесь.
Ньюн хотел возразить, но она, похоже, не слушала его.
— Он пойдет следом за нами, — сказал Ньюн, чувствуя, как в животе у него сжимается клубок страха. Интель ясно видела будущее. «У меня нехорошие предчувствия», — сказала она в тот последний вечер; и он теперь тоже предчувствовал что-то ужасное, с неожиданной ясностью поняв вдруг, что они не смогут вернуться назад. Ему вдруг показалось, будто он потерял что-то важное. Он почувствовал, как землянин все глубже и глубже проникает в его душу.
Он не хотел этого. Дункан стал такой же неотъемлемой частью его мозга, как и умение воевать. Ньюн взглянул на землянина и содрогнулся, внезапно ощутив неприязнь к нему. Не зная, что делать, он машинально нащупал пистолет.
Но он был кел'еном, честью Народа, и не мог хладнокровно убить беззащитного врага; а Мелеин не приказала ему убить Дункана, что могло бы облегчить его совесть.
И когда Дункан взглянул на него, Ньюн быстро убрал руку с кобуры, желая скрыть и свои мысли, и свое действие.