Угги. Моя жизнь
Шрифт:
«Я подумал, что пробил мой смертный час, когда этот пес повалил меня на землю и, стоя на моей груди, рычал и капал слюной в лицо, – вспоминал Омар. – Я отвернулся и лежал так, пока пес не отошел. Я поступил правильно, и через три дня уже мог класть руку псу в пасть, зная, что тот не причинит вреда. Нужен был человек, который сказал бы ему « нет ».
Папа верил: залог успеха в том, чтобы научить животных понимать границы дозволенного и уважать хозяина: «Некоторые выдающиеся тренеры считают, что человек должен демонстрировать свое доминирующее положение в отношениях с животным, запрещая ему забираться к нему в кровать и тому подобное. Это не так. Можно спать хоть в обнимку с собакой и нянчить ее, предварительно четко обозначив границы дозволенного. Дисциплина должна быть абсолютной, но со вкусом доброжелательности».
Омар часто возмущался, что по телевидению никогда не показывают собаководов, неистово дергающих за поводок и хватающих собаку за шею в страхе, что их питомец выглядит недостаточно хорошо. «Я люблю своих собак, как собственных детей, – говорил Омар, – но приходится быть строгим, чтобы они с самого начала поняли, кто здесь главный. А дальше можно и баловать».
Я сам был на волоске от смерти, но достиг мировой славы.
Метод Омара испытан мной на собственной шкуре, и я утверждаю, что он работает, а я тому живое свидетельство.
Искать в себе стоит только те качества, которые универсальны.
Сэнфорд Мейснер
Подготовив меня к выступлениям в уличном театре и обозначив границы дозволенного, Омар понял, что я способен на нечто большее. Он решил обучить меня езде на скейтборде и задействовать
Для первых тренировок он выбрал небольшой зеленый островок возле тротуара перед домом. Чтобы я не перегревался, тренировались только по утрам и вечерам, по прохладе. Омар ставил скейтборд на траву и блокировал колеса, чтобы он не катился. На первых занятиях учил меня запрыгивать и спрыгивать с доски, словно это маленький столик. Каждый раз, когда я взбирался на доску и стоял на ней, как на отвесной скале, Омар давал мне что-нибудь вкусное. Так проходили недели, и я смаковал каждое мгновение. Наконец почувствовал себя на скейтборде твердо и уверенно.
Затем Омар научил меня, стоя на доске выполнять команды «Сидеть!», «Лежать!», «Стоять!» и «Кругом!». Когда это удалось, начал слегка покачивать доску подо мной из стороны в сторону, потряхивать и приподнимать ее над землей. Делал это осторожно, чтобы я не испугался. Иногда желание спрыгнуть с колышущейся подо мной доски брало верх, и мы возвращались на несколько шагов назад, чтобы я понял: все, что происходит – безопасно.
Омар не торопился. Наши занятия длились около десяти минут, затем он, к вящему моему разочарованию, убирал доску и доставал ее вновь лишь на следующий день, на что очень эмоционально реагировал мой хвост.
Первые дни на скейтборде. Едва дышу
Убедившись, что ничто меня не тревожит, Омар немного отпустил колеса и поставил доску на тротуар. Слегка подтолкнул ее, обещая мне лакомство, если не спрыгну. Затем привязал к доске нейлоновую веревку, чтобы тянуть за собой. Когда доска разгонялась или что-то казалось небезопасным, останавливал ее ногой.
Репетиции, усердие, терпение и положительное подкрепление – вот ключ к успеху. Последнее я особенно любил. «Почтенный Угги!», – каждый раз произносил Папа, протягивая мне кусочек бекона. Или: «Хорошая работа!», «Ай да молодец!» – когда меня ожидал лакомый кусочек печенки. Он никогда не позволял себе быть бесцеремонным.
Я и раньше приводил зрителей в восторг во время уличных представлений. Но тот восторг не может сравниться
с тем, что зритель испытал при виде джек-рассел-терьера, катающегося на скейтборде. Это было сильнейшим стимулом, чтобы делать еще больше, ехать еще быстрее!
Я крепко цеплялся за доску всеми четырьмя лапами, когда Омар отпускал колеса, чтобы дать мне почувствовать, как доска набирает скорость, спускаясь с пригорка, и как сбрасывает ее, достигая бордюра.
Мышцы инстинктивно сокращались, я наклонялся по ходу движения. Задними лапами удерживал равновесие и, если нужно, мог ускорить ход. Нейлоновой веревки больше не было; был только я – свободный и раскованный – и калифорнийский бриз, развевающий мои уши, – вместе с ним мы кружили возле Омара на пустой парковке. Спустя пару недель я уже уверенно управлял доской и выполнял основные маневры, а примерно через сто часов тренировок грохотал, спускаясь на скейтборде по лестнице, и бороздил наклонные плоскости.
Успех был так сладок, что все лакомства, служившие раньше лучшей наградой, утратили для меня свой вкус. Теперь я понял, почему Пит помешался на скейтбординге. Он был готов работать до полного изнеможения, Омару приходилось даже отбирать у него доску.
Свершившееся стало бесценной наградой. Я никогда не чувствовал себя более человекоподобным, чем на скейтборде.
Актерская игра – это форма исповеди.
Все шло хорошо. Омар был восхищен моим прогрессом и даже решил, что мне нужно принять участие в состязаниях среди животных, организованных телеканалом «Animal Planet» в рамках телешоу «Pet Star». Мы с Гордо смотрели это шоу сотни раз. Люди приводили своих питомцев, которые состязались перед звездным жюри в надежде продемонстрировать лучший трюк. Приз в 25 тысяч долларов говорил о высоких требованиях. Участвовало много собак. Однажды Омар взял туда Брандо, и тот прошел на скейтборде до самого финала, где его припер к стене австралиец – голубой хилер по кличке Скидбут [3] , принадлежавший техасскому фермеру. Черт подери, этот пес был действительно хорош! Он различал «лево» и «право», кружился на месте, давал «пять». Казалось, он даже умел считать. Скидбут мог удерживать на кончике носа бисквит и сидел так, не пытаясь его съесть. Я не уверен, что удержался бы на его месте.
Омар не тревожился. «Угги умеет ездить на скейтборде, ходить задом наперед, прикидываться мертвым, кланяться и много других вещей, – сказал он своей новой подружке, Мерси (от нее приятно пахло). – Он без труда пройдет пробы».
Мы приехали на съемки шоу Марио Лопеза. Все шло хорошо, пока мы стояли за кулисами, ожидая своего выхода. Тут, к ужасу Омара (и к моему восторгу), нашим соперником оказался белый какаду. Он сидел на руке у своего ничего не подозревавшего хозяина.
Теперь я расскажу одну историю, которая связана у меня с попугаями. В тот же день, как я переступил порог своего нового дома, я понял, что Манго, волнистый попугай Омара, точит на меня клюв. Он словно говорил: «О нет, еще одна блохастая псина!». Манго не очень любил Омара, как и остальных особей мужского пола. Терьеров же он презирал. Манго вопил и повторял команды Омара противным скрипучим голосом: «Уг-гиии, стоять! Уг-гии, сидеть!»– чистил перья и кидал в меня чешуйками кожи, хлопал крыльями и поливал меня питьевой водой.
Я невзлюбил этого волнистого переростка и подпрыгивал, хлопая пастью, но клетка висела слишком высоко, достать его я не мог. Лишь однажды, когда попугая выпустили полетать, мне удалось подобраться достаточно близко, чтобы перекусить его костлявое тело, ему посчастливилось улизнуть. Я выплюнул пару зеленых перьев, которые выдрал из хвоста, а он нарезал надо мной круги, атакуя пометом. Я снова подпрыгнул и опрокинул его клетку, оставив на ней вмятину. Этот противный попка захлопал крыльями и завизжал так пронзительно, что его, наверное, было слышно за пять кварталов.
Шерсть зашевелилась, когда на съемках телешоу я увидел какаду. До того как выбежать на сцену и огласить номер, его наивный хозяин стоял рядом с нами за кулисами и покачивал на жердочке своего питомца. Я гавкнул и кинулся к попугаю, отчего он взлетел раньше времени и заметался. Вместо того чтобы начать номер, следующие несколько минут хозяин пытался поймать и успокоить питомца, чтобы тот смог проделать на сцене свои дурацкие птичьи трюки. «Плохой мальчик! – ругал меня Омар. – Сидеть! Стоять!» Но я не сводил глаз с попугая, крайне обеспокоенного моим соседством.
Опозоренного пернатого вынесли со сцены. Теперь наш выход. Но я жил предвкушением мести: у попугая, осмелившегося передразнивать меня, теперь не было защиты в виде клетки. Меня хватило на то, чтобы выполнить все стандартные трюки, однако большого впечатления на зрителей я не произвел: в жажде найти попугая, рассматривал потолок и занавес. Вдруг показалось, что он у кулис, и я разразился лаем. Омару оставалось лишь принести извинения, и мы поспешно покинули сцену.
К покушению на какаду вскоре добавилось другое – грязевое прегрешение. Я вырыл большущую яму в цветочной клумбе (аккуратно, чтобы не повредить свой любимый куст). Виной тому рефлексы: в конце концов, я терьер, и нас разводят специально, чтобы мы разрывали лисьи норы и выгоняли оттуда их обитательниц. Кровь предков текла в моих жилах, и можно сказать, я делал то, что велел мне их голос.
Разумеется, это отговорки.
На самом деле все было иначе. Однажды меня оставили на улице под дождем, и я валялся в грязи до тех пор, пока целиком ею не покрылся. Я услышал, как вернулся Омар, и начал скрестись в заднюю дверь, чтобы меня впустили. Омар не сразу понял, что за собака перед ним. Вычислил меня лишь методом исключения.
А какое наказание последовало! Теплая ванна, шампунь с ароматом лимона и обтирание полотенцем (терьеры от этого без ума!).
Любовнику приходится считаться с собакой госпожи своей.
Мне нечасто доводилось общаться с женщинами с тех пор, как меня отлучили от материнской груди. У моей первой хозяйки никогда не было на меня времени. Мопс Чата стала моей первой женщиной. Чата была Венерой в меху. Когда я увидел ее величественные изгибы, подумал: «Вау!». Она была намного старше (на сорок два года по человеческим меркам), хотя разница в возрасте не была очевидной. В самом деле, что такое лишняя морщинка на морде мопса? Железы Чаты вырабатывали чарующий аромат. Всякий раз, когда я встречал эту малышку с глазками-пуговками, мне хотелось облизать ее с головы до пят, и я не старался сдерживать себя. Она была очень милой и не возражала, даже когда я покусывал ее ушки или обнюхивал ее сзади; иногда она проделывала то же со мной – какое блаженство! Моя дорогая Чата была исключением в труппе фон Мюллера, так как фактически у нее не было никаких коммерчески ценных талантов. Ее ножки были слишком коротки, чтобы кататься на скейтборде, дыханию мешало постоянное похрюкивание, так что ей было трудно держаться с нами наравне. Что примечательно, храпела она погромче меня, но все же была моей королевой.
Я бы не сказал, что ее положение было бедственным. Как и меня, Чату спасли от усыпления. Омар с юности любил вытаскивать собак из передряг и обожал разные слезливые истории (меня восхищало это его качество, и я даже хотел подражать ему). Он сумел спасти еще пару собак женского пола: Локу – помесь разных терьеров – и пшеничного терьера по кличке Лейси. С ними было легко работать. Лейси лучше всего давался трюк, когда надо было лежать, притворяясь мертвой. Она играла так правдоподобно, что можно было перекладывать и приподнимать ее лапы, пока она находилась в образе. Но обе собаки дико боялись шума, что совершенно не приемлет шоу-бизнес, поэтому Омар решил впредь тренировать только кобелей. На мой взгляд, правильное решение.
С давних пор, а именно со времен Рин-Тин-Тина, в киноиндустрии нанимают в актеры собак, спасенных от усыпления. Еще Чарли Чаплин спас пегую дворняжку и подарил ей роль милого бродяги Скрапса в фильме « Собачья жизнь» . Пса Хиггиса, сыгравшего роль Бенджи, взяли из собачьего приюта, так же как и Спайка – главного героя кинофильма «Старый Брехун» (самый печальный из всех отснятых фильмов).
По подсчетам организации по защите прав животных The American Humane Association , приблизительно восемьдесят процентов кошек и собак, занятых на телевидении или в кино, спасены от усыпления и/или взяты из приютов: обретенный там опыт страха сделал из них талантливых актеров.
Кажется, я заговорился и не закончил рассказ о Чате. Печально, но она предпочла мне другого бедолагу. Энди, спасенный Омаром после одноименного урагана, только что закончил работать над своей первой главной ролью – в черной комедии « Страна Чудаков ». Когда Энди стал кинозвездой, Чата из прекрасной леди превратилась в бродяжку.
Ее черные глазки следовали за Энди по пятам. Обрубок ее хвоста откликался на каждый его мимолетный взгляд. Она дочиста вылизывала за ним его миску. Стыдно сказать, но она каталась перед ним по земле, демонстрируя все свои женские прелести. Пит-экстремал смотрел на Чату с вожделением, но она не замечала никого, кроме Энди. А Энди знал о моих чувствах к мопсихе и был невозмутим. За это Чата боготворила Энди еще больше. А мне пришлось подыскивать другой объект обожания.
Мерси была последней из женщин, кого я мог воспринять всерьез. Мало того что она была человеком, она определенно была женщиной Омара. Мерси дружила с его дочерью от первого брака, они вместе работали в адвокатской конторе в Майами. Так они с Омаром и познакомились. Мерси настолько вскружила ему голову, что Омар напоминал обезумевшую от любви Чату.
Здорово, черт подери! Люди тоже умеют пускать слюни!
Кое-что в Мерси смущало меня. На мой взгляд, слишком много волос. Ее длинные глянцевитые локоны наверняка доставляли немало хлопот во время сезонной линьки.
Еще Мерси была помешана на чистоте. Хотя поначалу у нее еще не было всех привилегий, но она тут же стала приводить в порядок наше холостяцкое логово. На смену ароматам грязного белья и немытых кастрюль, так долго совершенствовавших наше обоняние, пришел едкий запах чистящих средств, от которых слезились глаза и щипало в носу.
Больше всего меня беспокоило, что Мерси могла стать моим главным соперником в борьбе за любовь Омара, и тревога не была напрасной. Меня злило, что он стал целовать и обнимать ее чаще, чем меня. Я грозно рычал на Мерси, утверждая свое главенство, в ответ она гладила меня по голове и смеялась, что шло вразрез с моими ожиданиями. В конце концов мы примирились, поскольку оба любили Омара.
Я привык спать на кровати Папы вместе с другими четырьмя собаками, но с появлением в нашей своре Мерси испугался, что придется капитулировать и здесь. Переживал напрасно. Хотя двуногая длинношерстная кубинка и не свернулась спать на полу (как принято у нас для новеньких), она уважала мой статус в семейной иерархии. Я решил потесниться.
Иногда Омар и Мерси все же скидывали меня с дивана, чтобы заняться тем, что я назвал бы вычесыванием друг друга. По непонятным причинам делали они это слишком часто, но каждый раз по окончании процедуры разрешали мне вернуться на место.
В один прекрасный день 2004 года Омар, сияя от счастья, сообщил: «Мы скоро поженимся, ребята! Скоро у вас будет Мама!». Мы почувствовали его восторг и радостно запрыгали, залаяли и завиляли хвостами в знак всеобщего одобрения. Только Гизмо остался равнодушным. Однако мы расстроились, когда то, что вызвало в Омаре такую бурю эмоций, обернулось для нас не лучшими переменами на время их отъезда во дворец бракосочетаний, а потом и на медовый месяц в Напу.
В мгновение ока (точнее, через девять месяцев) от былых пропорций Мерси не осталось и следа. Сначала ее брюшко стало невероятно выпуклым, потом оттуда появился человеческий детеныш по имени Терри. Конечно, я гордился тем, что держал лапу на пульсе, но все развивалось слишком быстро.
Чего я не мог ожидать в своей блистательной жизни, так это того, как сильно полюбил свою младшую «сестренку». На примере Омара и Мерси я узнал, насколько чудесной может быть любовь между людьми, но я и не предполагал, что собака способна испытывать нечто похожее.
Не удивляйтесь, но я пришел к выводу, что Омара от меня отличает только то, что у него на две ноги меньше и он умеет оттопыривать большой палец.
Мама и Папа души не чаяли в новорожденной девочке, которая поначалу только и знала, что пачкать подгузники и срыгивать. Это должно было вызывать во мне отвращение, но – да простят меня все собаки на небесах! – Терри подобрала ключик к моему сердцу и навсегда им завладела. Я чувствовал, как уязвимо это дитя, и стремился защитить ее от всех опасностей, с трепетом наблюдая за ее каждым неуверенным шагом.
Собака создана специально для детей. Она олицетворение шалости.
Генри Уорд Бичер
Больше всего мне нравилось в Омаре его умение прощать. Каким бы плохим я ни был в прошлом и сколько бы времени ни уходило на развитие талантов, он не придавал значения слабым сторонам моего характера, а внимательно изучал сильные. С облегчением и радостью сообщаю, что Омар не напрасно в меня верил. Спустя несколько собачьих лет, прожитых под его попечительством, я целиком посвятил себя своему ремеслу. Я не только освоил скейтборд, но и научился долго и уверенно ходить на задних лапах и притворяться застреленным из воображаемого оружия. Воднолыжный спорт стал моей новой страстью. Эта идея пришла в голову Папе, когда он увидел, как здорово Брандо, Пит и я освоили скейтборд. Он отвел нас в бухту, поставил на маленькую доску для серфинга и начал таскать ее вперед-назад по воде. Мы не только смогли удержать равновесие, но и бешено виляли хвостами, чтобы показать, как нам понравилось новое развлечение.
Позднее Омар рассказывал: «Их сразу это затянуло! Невероятно! Даже если и срывались с доски, тут же забирались назад, чтобы еще повеселиться! Кажется, они наслаждались серфингом даже больше, чем скейтбордом».
Вскоре Омар купил водный мотоцикл. Каждые выходные брал нас на озеро, привязывал наши доски к мотоциклу и буксировал их по воде. Люди любили наблюдать за тем, о чем Папа говорил: «Мои ребятки резвятся на водных лыжах». Брандо был особенно захвачен новым увлечением – похож на льва, покоряющего волны.
Я больше никогда так не веселился. В морду дул ветер, летели брызги, а я мчался по волнам! Какое же это было блаженство! Я балансировал на доске, чувствуя, как каждая моя мышца сокращается. Если бы еще проглотить на лету пару сосисок, то, скорее всего, я бы решил, что умер и попал в Собачий Рай.
Омар обнаружил, что хотя Джампи (ее продал ему один мальчик за пятьдесят долларов – сказал, что отец собирался усыпить) и была щедро одарена от природы многими талантами, лишь мне удавалось собрать вокруг себя толпы людей. В воде или на суше, я постоянно пребывал в движении, кружил возле других питомцев, особенно вокруг ленивого Гизмо, который чаще всего сидел или лежал и вопрощающе посматривал.