Угнетатель аристократов 3
Шрифт:
Но совсем скоро азиат пришёл в себя и начал вертеть головой, оглядывая меня, Алину, весь чердак. Он пытался понять, где находится, и что вообще происходит. Я уловил нехилую порцию страха и удивления, исходящих от него.
Переведя взгляд на Алину и остановившись на ней, японец, это было видно, узнал её. До него тут же дошло, за что именно он попал, и что дела его плохи. Тут же безуспешно попытался высвободиться, но шнур, которым я его обездвижил, от активности причинял лишь боль.
Пленник нервно стал визжать что-то на своём.
— Ругается. — Пояснил мне Пряник.
— Ну я так и понял.
Совсем скоро ругань сменилась жалобным стенанием и уговорами отпустить его. Хотя и тон голоса всё ещё звучал довольно враждебно.
Спустя несколько минут, когда японец выпустил из себя поток словесного мусора и более-менее успокоился, мы решили начать беседу.
Ну, как беседу. Скорее — озвучивание условий, которые он должен исполнить для того, чтобы мы его отпустили. И если он их не выполнит, то его ждёт не очень благоприятное будущее. К примеру: отрезание конечностей, ослепление, отсечение гениталий…
Ладно. Я понятия не имею, что именно пообещал японцу Пряник, но, исходя из расширенных зрачков и тремора можно сделать вывод, что это обещание далеко не самое безобидное.
Как я и предполагал, разговор шёл исключительно на японском. Пряник свободно беседовал с пленником, в то время как мы с Алиной лишь безмолвно переглядывались друг с другом.
— Представляешь, — обратился ко мне Пряник, — ни в какую не хочет раскрывать нам даже толику информации. Очень настырный японец.
— Де… народец этот — очень упрямый. Стоит хотя бы заглянуть в их историю, и можно увидеть, что зачастую риск смерти не особо их и пугал…
Чёртов самурай. Кремень. Гнида. Партизан. Тварь.
Не хочет раскалываться, значит…?
Но, мы ведь ещё даже не перешли от разговоров к действию, правильно? Не надавили на япошку как следует. Чего ж ему сознаваться от одних только угроз?
Я с хитрой улыбкой взглянул на Пряника с Алиной.
— Ну что ж… Раз он не склонен к переговорам, то перейдём ко второму этапу.
Глава 18
Зверь ли я?
Конечно же нет. Хотя…
Иногда случаются помутнения.
А может, и не иногда.
К чему это я?
Японский диверсант ни в какую не хотел раскалываться. Никакие словесные уговоры на него не действовали. Ни мои, ни Пряника. Молчаливый, злобный, с непроницаемыми глазами азиат сидел, привязанный к стулу и не желал сотрудничать.
И вот что в таком случае делать? Отпускать его? Того, кто участвовал в похищении Алины и потом неизвестно что хотел с ней сотворить? Уж нет уж…
Так просто он отсюда не выйдет. Он выдаст нам всю необходимую информацию, и только тогда, возможно…
Вернёмся к разговору о том, зверь ли я.
— Ыай! — Сплюнул кровью японец. Я успел ухватить его за рубашку и не дать завалиться вместе со стулом назад. Ударить попытался точно, пока что со средней силой. Вышло идеально.
Две костяшки на моём кулаке соприкоснулись с желваком пленника. Я услышал небольшой хруст и прочувствовал податливый хрящ. Немножко мерзкое, но возбуждающее потаённую энергию ощущение.
Я видел, как сморщилась азиатская рожа. Видел, как он попытался высвободить руки, чтобы прислонить их к месту удара. Не вышло. Пришлось терпеть. Видел, как из его узких ноздрей ровными ручейками вытекала кровь.
Всё это я видел, и воспринимал как необходимое.
— ! — Приказал Пряник.
Но японец молчал.
Не знаю, из-за временной невозможности говорить, или из-за нежелания этого делать.
Я с победительным видом выпрямился перед стулом и стал ждать.
Ждать, ждать.
Через десять секунд не выдержал, схватил ублюдка за волосы и приблизился к его лицу.
— Если не расскажешь, это будет продолжаться бесконечно.
—
Продублировал моё послание на японском Пряник. Правда, его голос звучал не так убедительно и конкретно, как мой. Но, думаю, послание было уловлено.
Я ослабил хватку и ударил японцу болючую и обидную пощёчину. Отклонился чуть назад.
— Вот ведь ублюдок. Молчит… — Обратился к Прянику.
Пряник же на протяжении всего «допроса» оставался максимально спокойным и по обыденному хладнокровным. Я совсем чуть-чуть вышел из себя, но в целом старался держаться в адекватном состоянии. Если заложник расколется в скором времени, так и будет продолжаться.
А что Алина?
Алина стояла где-то в стороне, на периферии моего зрения. Вроде как, — молчала. И даже когда я прикладывался к японцу, она не уходила, и звуков никаких не извергала. Значит, понимала, что всё мы делаем правильно.
Ведь правильно же?
Удар.
На этот раз не ладонью, а сжатым до побелевших костяшек кулаком. На вскидку, вышло в несколько раз сильнее, чем всё предыдущее. К тому же, я не успел схватить японца и он, намертво привязанный к стулу, даже чуть поднявшись над полом, улетел назад.
Мало того, что челюсть бедолаги получила серьёзный урон, так он ещё и затылком нехило соприкоснулся с полом.
На секунду я испугался, подумал, что переборщил, но японец, смирившийся с побоями, состроил такое злобное и острое лицо, что все сомнения пропали.
Я его разозлил.
Он, повёрнутый боком, и всё так же привязанный к стулу, лежал на полу. Из его рта вылетал сипящий, неприятный звук. Захлебываясь кровью, рисоед находил в себе силы на то, чтобы рычать. Рычать с невероятной ненавистью и презрением ко всем нам.