Угощаю рябиной (сборник)
Шрифт:
Павел освободил бабушке стул, она села к самоварному крану, выбила картонную пробку из бутылки, слегка ударив в ее дно своей костлявой ладошкой, разлила водку по трем стаканам, а остаток выплеснула себе в чай.
– Ловко ты пробки выколачиваешь!
– засмеялся председатель.
– Ладно уж, выпейте лучше, будет вам зубы-то скалить!
– сказала Анисья, довольная, что вернулась не с пустыми руками.
– А что - зубы скалить? С начальством, говорю, умеешь жить в мире. Вот сейчас у тебя свой начальник в доме, теперь Павлу Ивановичу угождай, держись
Всерьез говорил председатель или шутил, только Анисья ответила ему всерьез:
– Дальше могилы мне идти некуда, а уж Павла Ивановича я никогда не обижала и не обижу. Это уж верное слово! Выпейте на здоровье!
Выпили все. Выпил и Шурка. Павел пил свободно, не морщась, даже с заметным удовольствием, - видно, водка стала для него привычной. Прокофий Кузьмич посмотрел на стакан к свету, сказал: "Опохмелимся!" - мелкими глотками вытянул его до половины и закусил мятным пряником. Анисья вылила свой пуншик на блюдце и, подняв на растопыренных пальцах, пила, как чай.
– Вот так-то оно лучше, а то чай да чай, - снова похвалил ее Прокофий Кузьмич.
– Правильно, Анисья, внука своего встречаешь. Так и надо, чтоб не обижался. Он теперь знаешь кем у тебя будет? Не знаешь? Так я тебе скажу. Сказать ей, Павел Иванович?
– обратился он к Павлу и опять весело и хитровато засмеялся.
Шурка поднял голову, Павел насторожился.
– Я же его к себе в заместители прочил, смену себе в нем видел. Сам стар, песочек уже, - ха-ха!
– на покой пора. А он - вот он, своя кадра, и техникой владеет... Как, Павел Иванович? Поживешь, поосмотришься, попривыкнешь к делу - и с богом! Ха-ха! Как, Павел Иванович?
– Спаси Христос, неужто правда это, Пашута?
– охнула Анисья, не зная, чему верить, чему нет.
– Это еще как народ пожелает, Прокофий Кузьмич, - сказал Шурка.
– Как мы пожелаем...
– Ты помолчи, зелен еще и неучен!
– прикрикнул на него председатель.
– Это как мы с Павлом Ивановичем пожелаем. Верно, Павел Иванович?
Павел смотрел на председателя во все глаза и ничего не говорил.
– Неужто обманул, сукин сын?
– вдруг спросил его председатель и засмеялся.
– Я так и знал, что обманешь. Обманул, Павел Иванович, да?
– В стаканах-то у вас еще водка есть, - встрепенулась Анисья.
– Выпейте остаточки, оно веселее будет.
– Да нам и так весело!
– Прокофий Кузьмич засмеялся еще громче. А потом начал журить бабку: - Ох, Анисья, Анисья, совсем ты меня не боишься! Споить, наверно, хочешь? Да разве трех мужиков одной поллитровкой споишь? По ведру на человека надо!
Анисья понимала, что председатель шутит, и сам Прокофий Кузьмич хотел, чтобы эти слова его понимали как шутку, но, кажется, не стал бы возражать, если бы на столе появилась и еще бутылочка. По тому, как быстро он пьянел, Анисья догадывалась, что председатель пришел к ним уже навеселе.
Выпили остаточки, и Прокофий Кузьмич сказал:
– Не пить я к вам пришел. Пришел я, чтобы на Павла взглянуть, каким он теперь стал. Ведь когда-то я тебя в ученье отвез, помнишь, Павел Иванович? И вот не ошибся! А разве я о себе хлопотал? Нет, не о себе. О колхозе я хлопотал. Неужели ж обманул?
– еще раз спросил он Павла. И сам же ответил снова: - Конечно, обманул! Тогда давайте выпьем еще. Э, да у вас уже ничего нет. Обижаешь ты, Анисья, Павла своего, плохо тебе будет.
– Когда это я его обижала?
– возразила старушка, просто чтобы поддержать разговор.
– А помнишь, как ты его чуть до смерти не запарила в пивоваренном чане? В душегубке этой?
Павел обрадовался перемене разговора, с удовольствием поддержал новую шутку председателя:
– Верно, бабушка, ты же меня, как белье, бучила. Если бы не санаторий, мне бы тогда нипочем не выжить. Щелок ты подо мной кипятила или воду?
– Водку надо было кипятить!
– смеялся председатель.
– В чане градусов было побольше, Прокофий Кузьмич! Я тогда, можно сказать, на том свете побывал!
– засмеялся и Павел.
Анисья почувствовала в этом веселье что-то обидное для себя. Она поставила недопитое блюдце на стол, вытерла губы и с упреком промолвила:
– Я тебе, Паша, худа не желала. А если бы умирать пришло время, так и санаторий бы не помог.
Но Павел и Прокофий Кузьмич продолжали смеяться.
– А все-таки щелок был или вода? Чем ты меня пользовала?
– допытывался Павел.
Они смеялись, пока не довели старуху до слез. Анисья подняла фартук к лицу и захлюпала. Шурка тяжело засопел. Казалось, он вот-вот взорвется. Тогда Прокофий Кузьмич вернулся к старому разговору с Павлом.
– Кто же ты сейчас, Павел, рабочий или уже мастер? Рабочий тоже, конечно, дело великое. Но ты мне вот что скажи, как на духу: вернешься в свой колхоз или не вернешься? Прямо скажи! Я, конечно, не верю, что вернешься. У нас такого случая еще не было, а все-таки вдруг вернешься? Ученых людей у нас, понимаешь, мало.
– Я пока не думал об этом, Прокофий Кузьмич!
– Не думал. И думать не будешь. Я уж знаю. Везде возвращаются, только у нас не возвращаются, все в индустриализацию идут. А мы давай так дело поведем: пускай не возвращаются! Для колхоза это не хуже. Понимаешь, что нам надо? Нам надо, чтобы в каждом городе у нас были свои люди, земляки. Вот наша установка на сегодняшний день!
Анисья, довольная, что ее больше не затрагивают, снова начала разливать чай в стаканы.
– Только земляки колхозу помочь могут, - продолжал Прокофий Кузьмич.
– Они обеспечат нас всем, и мы выйдем из прорыва. Мы отстающие, пусть! Но отстающим помогать должны, нас вызволять из беды надо. Недоимки есть? Списать. Ссуду? Выдать! С уборкой не справляемся - горожан на недельку в колхоз. Вот где главное звено на сегодняшний день. Теперь, Павел Иванович, к тебе дело: мы тебя выдвинули, так смотри, не забывай своих при случае. Будь на посту!
– Захмелевший председатель поощряюще хлопнул его по плечу.
– А может, вернешься? Ты вот что запомни: если захотим, силой вернем. Думаешь, я в деревню добровольно приехал?