Угроза с севера

Егоров Алексей

Уста оставались сомкнуты, паразит не позволил носителю говорить.

– Я рискую многим, - сказал Сек.

Словно это могло убедить древнего, плевать он хотел на проблемы потомков. Каперед хорошо представлял, чего желает Мефадон. Здесь, в Городе это чудовище станет обладателем безграничной власти и могущества, превосходящего человеческие возможности. Он станет богом не только на словах, не декретом сената. Богом он будет самым настоящим.

Это будет жестокое, ревнивое божество, чьи капризы превзойдут все мыслимые пределы. Ни одно современное божество не сравнится с этим искушенным древним.

Но чего желает Сек? Какую он получит выгоду из возвышения древнего, Каперед не понимал. Патриций занимал выгодное положение, был наставником принцепса, а теперь стал его советником и фактическим руководителем Государства. Совместно с другими влиятельными людьми, если они еще живы.

Что же в таком случае получит патриций? Он так и останется на вторых ролях. И даже кукловодом ему не быть.

Каперед мучился, не находя ответа, а спросить напрямую не мог. Печать молчания была нерушима.

– Мне известно, - сказал Мефадон, - что рисковать тебе нечем. Я взял это из памяти этого существа.

Подчиняясь команде, Каперед постучал пальцем по своей груди.

– Это существо может ошибаться. Давно он покинул наше отечество, бежав от правосудия.

– Уж не ты ли являешься этим правосудием?

Мефадон находил забавным слова патриция. Он развил мысль:

– Ставший во главе заговора, говорит о правосудии?

– Я не убивал никого!

Щеки патриция покраснели, глаза сузились. Каперед видел, что Сек испытывает страх. Так же заметил эту перемену Мефадон. Он не мог не надавить на мозоль.

– Так, так! Уж не пытается ли твой ученик избавиться от всех свидетелей преступления? Покарать убийц своего отца?!

– Я никого не убивал! Вот виновник преступления!
– он указал на Капереда.

– Выходит, виноват кинжал, а не сам сикарий. Вижу, чего ты желаешь получить. Но я не сохраню твое положение, ведь ты не уверовал в мои силы.

Сек поднялся, открыл рот, чтобы позвать телохранителей. Но Мефадон был быстрее.

Разум Капереда погрузился в темноту, а когда он вынырнул на поверхность, то увидел, что держит за горло патриция, оторвав его от земли. Как легко он поднял эту тушу, из пасти которой раздавались мольбы о помощи.

– Довольно ли тебе чудес?
– насмехался Мефадон.

Он не спешил отпускать патриция, держал его, пока морда не посинела, а глаза не закатались. Древний бросил патриция, когда тот потерял сознание. Сек упал на пол, задергался и начал кашлять. На его шее остались красные следы, словно от когтей.

Каперед поднял руку - он снова мог контролировать тело, - взглянул на свои пальцы. Они ничуть не изменились, такие же высушенные, обветренные. Не было следов силы, что влил в него Мефадон. Да и какие бы это были следы?

– Зачем тебе сила этого чудовища?!
– воскликнул Каперед.
– Он погубит нас всех!

– Пусть, - ответил Сек.

Каперед уставился на патриция.

– Пусть, что с того. Мы давно погубили себя.

– Если хочешь смерти, то прыгни в Таберу.

– И умереть для всего человечества, стать всего лишь еще одним сенатором, загубленным деспотом?

– Чего?

– Ты не знаешь, что здесь творится. Он, наша надежда, молодой принцепс стал еще хуже, чем был его предшественник. Мы ошиблись, загубили маленького тирана, чтобы возвести в царское звание большого.

– И чтобы исправить свою ошибку, ты решил еще большего тирана возвести на престол? Ты глупец, повторяешь свою же ошибку. Разве ты не видишь этого.

– Каперед, ведь это ты сейчас? Ты не понимаешь, кто бы ни оказался первым среди сенаторов, какой бы человек не стал принцепсом, он будет тираном. Я понял это поздно, а поняв, отчаялся. Узнав о древнем, что пришел с тобой, я нашел выход. Для себя, но не для Государства. Ведь наше отечество погибло. Сто лет как мертво оно, хоть и продолжает существовать.

– О чем ты говоришь?
– ужаснулся Каперед.

– Мы пережили наш золотой век, утопили его в крови граждан, сожгли в междоусобицах, чтобы родилась тирания. Мы рабы не закона, а тиранов. Империй достается только деспотам, другим мы не передаем их. Теперь мы не граждане, а подданные.

– Я не понимаю, зачем тебе этот... это чудовище!

– На фоне такого деспота, я стану святым, - улыбнулся Сек.
– Я буду вечен, как этот живой бог. Я буду свят, как подобает философу. Потомки запомнят меня, как мудреца, идущего наперекор деспотии. Последнего гражданина республики. Не подданного, а гражданина!

Каперед слышал слова безумца, но не понимал. Прошедшие года изменили Сека. Подобные ему впечатлительные люди всегда поддаются влиянию странных идей. Каперед не мог понять романтиков во власти, но в одном философ-патриций был прав. Его стараниями был рожден деспот.

Винил Сек не себя, а всех граждан Государства. Он решил отомстить им, чудовищным образом.

– Ты умрешь, - пытался объяснить Каперед.

– Но буду жить вечно в памяти как праведник.

И он улыбнулся. Он действительно верил в этот бред. А Каперед хотел крикнуть ему, что через год или два о нем позабудут, его имя вычеркнут из архивов и записей, предадут проклятию забвения! Сказать это не удалось, потому что Мефадон опять запечатал уста носителя.

– Поговорили? Достаточно тебе чудес? Веди меня к своему принцепсу. Нам пора познакомиться.

Сек кивнул. Молча поднялся и пошел к выходу. Мефадон последовал за ним.

Во дворе уже стояли шестеро рабов, чья эбонитовая кожа была натерта маслом. Как поговаривали, Сек с особой страстью заботился о своих носильщиках, покупал им ароматные масла, построил специальный дом в окрестностях, где они могли тренироваться, париться в бане, где хозяин мог уединяться с ними.

Паланкин был большим, в нем легко могли уместиться четверо. Сек забрался внутрь, за ним последовал Мефадон. Отделившись от мира занавесями, они расположились на шелковых подушках, от которых нестерпимо пахло амброй и миррой.