Уха из золотой рыбки
Шрифт:
– Ну уж бедной ее никак назвать нельзя, – раздался из другой комнаты ехидный голос Марины Сергеевны, – та еще штучка с ручкой.
– Марина Сергеевна! – с укоризной воскликнул Павел Николаевич. – О мертвых плохо не говорят.
– Молчу-молчу, – отозвалась женщина.
– Уважаемый господин профессор, – торжественно заявила я, – мне бы очень хотелось услышать ваше мнение о Насте. Что она была за человек?
– Так и сказать нечего, – промямлил он, – ходила, работала, потом ко Льву Николаевичу ушла.
– Она с кем-нибудь тут дружила?
– Понятия не имею.
– Может, конфликтовала с коллегами?
Павел Николаевич потер правой рукой затылок.
– Увы! Ничего сказать не могу.
Резкий звонок будильника заставил меня вздрогнуть.
– Бога ради, простите, я должен спешить, печка выключилась.
Сказав эту фразу, он почти бегом выскочил в коридор. Я осталась одна среди сотен пробирок.
– Нашли кого спрашивать, – раздалось за спиной.
Марина Сергеевна вынырнула из комнаты и подошла ко мне:
– Неужели не поняли, что Павел Николаевич неадекватен?
– Ну есть немного, – осторожно кивнула я.
– Павел – великий ученый, – с самым серьезным выражением на лице заявила Марина Сергеевна, – но в быту он пятилетний ребенок, абсолютно беззащитное существо. Как вы думаете, что он сделал, получив крупную премию?
– Поехал путешествовать?
Марина Сергеевна фыркнула:
– О боже, нет, конечно! Купил квартиру для своей тещи и поселил ее на одной лестничной клетке с собой. Нам сейчас дали отличные зарплаты, мы грант получили, но спросите у Павла Николаевича, сколько он имеет в месяц, – не ответит. У них дома всем жена заправляет, между нами говоря, предприимчивая особа, она его почти в два раза моложе. Но по сравнению с Настей Светлана – ангел.
– Чем же Кусакина вас так рассердила?
Марина Сергеевна нахмурилась:
– Жуткая девица, она мне сразу не понравилась, такая скромница, тихоня, глазки в пол. Потом я у нее на ноге татуировку увидела и подумала: «Э, милочка, не такая уж ты примерная девочка». Татуировка на ноге! Согласитесь, интеллигентной девушке из приличной семьи не придет в голову украсить себя подобным образом. Правда, мне показалось, что она немного стесняется наколки или просто не хочет ее демонстрировать на работе. Настя, если приходила в юбке, а они у нее были короче некуда, бинтовала щиколотку. Я сначала подумала: ну растянула ногу, подвернула, поранила… А потом она заявилась в джинсах, брючина задралась, и я увидела то ли бабочку, то ли птичку.
В моей голове вихрем понеслись воспоминания. Перед глазами появилась Лика, одетая в темно-серое платье с нашивкой на груди, в ушах зазвучал голос подруги:
– Он в эту дрянь влюбился сразу, словно отравился. А она хитра! Сразу поняла, какое впечатление произвела, села в свой красный «Мерседес» и укатила. На прощанье ногой с татушкой перед ним помахала. Так не поверишь! Евгений потом все на салфетке то ли бабочку, то ли птичку рисовал. Я еще подумала, что за странность? Решила сначала, что ему гости надоели и тамада идиотский, а оно вон что оказалось!
Не успела я справиться с этим воспоминанием, как на ум мигом пришло иное: женщина, подхватившая у метро падающую без сознания Лику, была с забинтованной ногой, но повязка имелась и у той особы, которая скинула в реку Евгения. Я абсолютно точно знаю теперь, что к метро на красном «Мерседесе» Малики Юсуповны подкатила Настя Кусакина, значит, это она…
Полторы тысячи долларов, лежащие за батареей в ее спальне… Девушка получила их за что-то нехорошее! Это она сбросила Евгения в реку. Я нашла убийцу! Но вопросов меньше не стало! Кто задумал дело? Зачем нужно было усыплять Лику и брать ее идиотский турецкий сарафан? Ладно, это ясно, Настя хотела прикинуться Ликой. Но зачем?! Хорошо, если подумать спокойно, то и на этот вопрос имеется ответ: убийца надеялась, что посадят Лику. Но почему именно ее? Отчего такие сложности? По какой причине следовало прикинуться именно Ликой? Я довольно хорошо знаю подруг Лики, Насти среди них никогда не было! Лика вообще никому никогда не сделала зла. Да она со всеми своими мужьями разошлась полюбовно, ухитрившись не поругаться ни с одним бывшим супругом. Да что там прежние муженьки, Лика общалась до сих пор с их маменьками. Вы можете себе представить, что проводите время в компании
У меня закружилась голова. В лаборатории было душно и пахло чем-то резким, похоже, лекарством. Спина покрылась под свитером потом, и я пожалела, что не надела вместо шерстяной водолазки тоненькую блузочку.
– Вам плохо? – заботливо спросила Марина Сергеевна.
– Нет, – пробормотала я, – просто жарко.
Марина Сергеевна включила вентилятор, в лицо мне ударила струя воздуха.
– У нас многим не по себе становится, – пояснила женщина, – в особенности если человек впервые сюда попал. Мы занимаемся тестированием лекарств, и, естественно, в воздухе носятся всяческие «ароматы». У наших сотрудников часто развивается аллергия.
– Поэтому Настя и ушла из вашей лаборатории? – спросила я.
Марина Сергеевна хмыкнула:
– У нас-то как раз еще ничего, а у Льва Николаевича, куда подалась девица, вообще караул. Он занимается созданием новых лекарств. Справедливости ради следует заметить, что Лев Николаевич очень талантливый человек. Из его последних разработок – руамель, великолепный антидепрессант. Но Воротников в отличие от Павла Николаевича обладает коммерческой жилкой, честно говоря, я не в курсе того, что они там делают, но зарабатывают отлично. Лев Николаевич абсолютно беспринципный человек, впрочем, у него там в коллективе все такие, пираньи. Одна Анюта Ляпунова приличный человек, так на ней весь коллектив ездит. Вот только что заглядывала к ним в комнату – Анюта опять дежурит! Впрочем, оно и понятно. Она давно влюблена в Льва Николаевича. За ним половина института бегает, в особенности после того, как его жена, Майя Михайловна, умерла. Поэтому Настя и переметнулась к Воротникову, маленькая расчетливая дрянь.
Очевидно, от одуряющих запахов мои мозги перестали хорошо соображать.
– Почему Настя ушла ко Льву Николаевичу?
Марина Сергеевна снисходительно посмотрела на меня.
– Хотела стать госпожой Воротниковой. Девчонка была хороша, как ангел, а Лев Николаевич ходок и ловелас, такой симпапушечки мимо не пропустит. У них роман начался, только вот странно…
Оборвав рассказ на полуслове, Марина Сергеевна вытащила из кармана халата сигареты и воскликнула:
– Пойдемте на лестницу, покурим.
Мы вышли из комнаты, пробежались по коридору и оказались около плаката с грозной надписью: «Дымить только здесь, иначе плохо будет. Если в лабораториях найду кого с сигаретой, премии лишатся все сотрудники. Иванов».
– Лев Николаевич никогда никого не стеснялся, – сообщила моя собеседница, выпуская струю светло-сизого дыма. – Знаете, есть такая категория мужчин: на работе скромники, ничего себе не позволяют. Выйдут на улицу и начинают за каждую юбку хвататься.
Но Воротников не считал нужным скрывать свои романы. И научные сотрудницы становились его любовницами. Лев Николаевич открыто возил на своей машине очередную обоже, дарил ей подарки, помогал написать кандидатскую диссертацию и… менял на новую девочку. Все романы протекали по одному сценарию и длились не больше полугода. Новоиспеченные кандидатки не оставались в лаборатории, выпархивали из нее, на их место прибывали новые. Только одна Анюта Ляпунова верой и правдой служила Льву Николаевичу. Все в институте давно забыли про то, что у Воротникова и Ляпуновой были когда-то «неуставные» отношения. Самое удивительное, что супруга Льва Николаевича привечала его любовниц, принимала их у себя дома, кормила, поила, а когда муж обзаводился новой пассией, утешала брошенную и помогала ей, в частности, пристраивала на работу. Майю Михайловну в институте поэтому считали блаженной.