Ухо на фотографии
Шрифт:
И, что самое главное, — как нм удавалось изображать из себя кристально честных людей. Ведь тут сценический дар нужен, театральное образование!
Ответы на все эти вопросы я получил в народном суде, где рассматривалось уголовное дело Беседина Александра Сидоровича, администратора, характеризующегося положительно, и Антонова Дениса Глебовича, работавшего там же младшим продавцом, характеризующегося положительно. (Из приговора).
А попались характеризующиеся положительно Беседин и Антонов на элементарной взятке. Одна из посетительниц магазина бросала на Антонова уж очень преданные взгляды. Кто из них подморгнул первым, трудно сказать. Но вскоре они нашли
Покупательница отсчитывает ему вышеназванную сумму и с открыткой, которую ей дает Антонов, выходит из подвала. Открытка нужна для отвода глаз, чтобы у покупателей не закралось подозрение. Но открытка эта хороша, когда на нее смотрят издали. Стопроцентной безопасности она все же не обеспечивает. Поскольку по ней уже получен ковер другим лицом. И при ближайшем рассмотрении это режет глаз.
Поэтому для большей верности ковер попадает на контроль не через дверь, как покупательница, а иным тайным путем. Антонов поднимает ковер из подвала в верхнюю подсобку и проталкивает на контроль через дыру в стене, которая, заметьте, давно (уже отмечен пятилетний юбилей этой дыры) здесь существует специально для операций деликатного свойства. Но существует данная щель ненавязчиво — от посторонних глаз ее укрывает висящий на стене ковер.
И вот покупательница выносит из магазина ковер, и вдруг становится ей жалко денег, отданных сверх стоимости ковра. Она обращается в милицию.
— И куда только вы, милиция, смотрите— ведь берут взятку среди белого дня! — досадует она.
Предстал Антонов перед следователем. Сначала все возмущался — как так: оскорбить честного человека грязным подозрением! А потом, видать, нервы не выдержали. Пишите, говорит, действительно брал взятку, но не для себя и не по своей инициативе. Для Беседина брал и по его указанию. Ему и передал две сотни, из которых он мне выделил, стыдно сказать, всего двадцать целковых.
Съездили за Бесединым. Этот все наотрез отрицал, называя себя честнейшим из честных. До того вошел человек в образ, что сам в него поверил. Пришлось напомнить ему, как он утаивал от сжигания использованные открытки. Как пускал их в дело. Напомнили ему, кроме того, что деньги, полученные от Антонова, он положил в сейф, в кабинете директора, где их и обнаружили.
Следователей и судью, конечно, меньше всего интересовала игра Беседина, его, так сказать, исполнительское мастерство. Они оперировали фактами, и по ним судили о степени виновности двух взяточников.
Меня же все-таки мучило любопытство: откуда у жуликов такая неистребимая вера в свою звезду? Откуда эти два слова, вступающие в противоречие с материалами дела: «Характеризуется положительно»? Имела ли основание директор магазина по запросу суда так охарактеризовать своих бывших подчиненных?
Оказывается:
Беседин на собраниях ратовал за культурное обслуживание покупателя.
Антонов принимал участие в общественной жизни коллектива, был физоргом.
Взяточничество — это у Антонова и Беседина как бы тайная отдушина, которая, как щель в стене, была хитроумно замаскирована узорчатым ковром — репутацией общественников и славных тружеников.
Отсюда и вера в свою звезду и процветающий вид: взятку-то еще надо доказать, а положительные качества всегда налицо.
ЛИПОВЫЙ МУЖ
Умение устраиваться в жизни — хоть и завидное качество, но не всегда приводит к счастью в личной жизни. И в общественной тоже. Некоторые граждане, казалось бы, с гроссмейстерской дотошливостью продумывают свое существование на много дней вперед, но судьба-индейка выкидывает встречные фокусы.
Сейчас, например, не так-то легко прописаться в Москве. Это и понятно: город не резиновый, какой-то предел росту народонаселения должен быть. Но в то же время есть граждане, предел мечтаний которых — устроиться в столице. Их любовь к Москве, с одной стороны, трогает. Но, с другой стороны, в судебных органах можно ознакомиться с материалами, которые вызывают к ним менее трогательные чувства.
Всем нам хорошо известно, что любовь не знает преград. Если двое полюбили друг друга и соединились в законном браке, никто не в силах запретить им проживание на совместной площади. Впрочем, никто и не запрещает: пожалуйста, мужа к жене или жену к мужу желающие всегда могут прописать. И столица в этом смысле не исключение.
Вот кое-кто и смекает: «Ага, значит, для прописки в Москве надо всего-то-навсего вступить в брак с москвичом или москвичкой. Любовь — дело второстепенное, в крайнем случае для достижения заветной цели нетрудно капельку и поиграть— пылкие словеса, томный взгляд, прогулки при естественном спутнике или что там еще в арсенале обольстителей женских сердец. Или, наоборот, мужских. В душу-то ни один суд не заглянет».
Иногородний художник Василий Маклаков мечтал влиться в ряды московских мастеров кисти. И автор не видит в этом ничего предосудительного. Возможно, в столице Маклаков полнее раскрыл бы свой талант и порадовал бы нас незабываемыми полотнами. Кто знает?.. Но хотелось бы, чтобы творец прекрасного и в личной жизни предпринимал шаги, не противоречащие его эстетическим принципам.
А шаги были коварны. Путь его в столицу пролег через женское сердце. Облюбовал он себе москвичку К., юную и неопытную, и развил кипучую деятельность, которая привела его в загс. А прописавшись на площади жены, он сразу же охладел к ней. Потому что сам еще был достаточно юн и видел свое призвание не в стирке пеленок, а в творческом горении. Пеленки могли бы помешать ему вдохновенно гореть, и он спешно покинул свою избранницу.
Поставьте себя на место москвички К. Для нее-то все было всерьез: любовь была любовью, свадьба — свадьбой, а не замаскированной операцией по прописке. И вдруг она узнает, что любила в одностороннем порядке. Его любовь, оказывается, была чувством меркантильным, а свадьба — чистым фарсом. И вот мужа нет, а есть штамп в паспорте. И значится в лицевом счете лишнее лицо в графе: «количество лиц для начисления платы на воду». А кому это надо — оплачивать воду за лицо, и пусть даже творческое, которое пьет чай неизвестно где. Конечно, обратилась москвичка К. в суд, который признал брак недействительным и лишил Маклакова московской прописки.
Так удачно было задумано, но панический страх перед пеленками все сгубил! Слишком уж быстро раскрыл свою липовость Маклаков — нет, чтобы подождать месячишко-другой… Кто согласится на мужа, который только числится по документам? Со свидетельством о браке не пойдешь в кино или в парк отдыха.
Впрочем, не будем спешить с выводами: выпускница мединститута с берегов Волги Анна Куропаткина как раз искала липового мужа. Из числа москвичей. Муж в полном смысле этого слова ее не устраивал, так как свое сердце она уже отдала другому мужчине. Не москвичу. Который тоже стремился стать москвичом. И поскольку их интересы совпадали, они разработали совместный план, до гениальности простой.