Уход на второй круг
Шрифт:
— Почему?
— Я не хожу по ресторанам с малознакомыми соседями.
Он внимательно разглядывал ее лицо. Будто бы изучал каждое золотистое пятнышко на коже. В его глазах вспыхнули искры. Яркие, озорные, и теперь уже он рассмеялся. По-настоящему, весело и заразительно. А когда отсмеялся, вежливо, как мог, спросил:
— Может, озвучишь мне критерии, по которым ты решаешь, с кем ты знакома, а с кем нет?
— Нет.
— Вот же упертая. А если мне не с кем в ресторан сходить, а хочется?
— Когда мне хочется в ресторан, я просто иду в ресторан, — сказала
Парамонов весь подобрался, даже живот втянул, став боком.
— Ну, проходи, конечно.
Ксения протопала мимо и стала подниматься по ступенькам. Далеко не ушла. Став на одну первую же и поравнявшись с ним ростом, неожиданно даже для него, получила резким клевком поцелуй в щечку.
— Детский сад, — усмехнулась она и стерла пальцами его прикосновение.
Тот факт, что на сей раз отдельные части его тела не пострадали, естественно, вдохновлял. Стало быть, привыкает. С другой стороны, накаляло ее упрямство, которое с трудом вписывалось в схему «соблазнить-бросить». Но теперь в нем уже всерьез включился азарт, а Парамонов азартность хорошо за собой знал как черту, которая то и дело прорывалась из-под наносной сдержанности, скорее воспитанной в себе, чем врожденной.
Но именно потому, что включилась азартность, в следующий раз, который припал на начало декабря, а Инфинити уже точно был переобут в зимнюю резину, Глеб, едва приехал со смены и радостно обнаружил автомобиль в обыкновенную среду под подъездом, ломанулся наверх. Тактика менялась глобально. В деталях было все по-прежнему.
Акт первый. Действие третье.
Дверь. Парамонов. Звонок.
Подмигивание глазка. Замок щелкнул один раз. Пауза. Потом раздался второй щелчок и дверь открылась. На пороге появилась стюардесса Жанна.
— Вам не надоело? — спросила она вместо приветствия.
— А я терпеливый. Вода камень точит.
— В следующий раз я вам не открою, учтите!
— Учел. Пошли в кино?
— Не пойду.
— Ретроспектива Фреда Астера! Целая ночь. Интересно же? — все тридцатиминутки в этой смене он провел за изучением расписаний в кинотеатрах.
— Вполне возможно. Но в темноте я засыпаю, а спать предпочитаю в собственной кровати. Это все?
— Неа. Еще есть романтическая комедия, боевик и блокбастер. Вечер занять.
— Ну лично мне есть, чем заняться вечером.
— А театр любишь?
— А вы?
— Обожаю. Даже в школьном кружке играл.
— Вот и прекрасно! — вдохновенно улыбнулась Ксения. — В таком случае у вас бесконечное количество вариантов для занятия собственного вечера.
— Ну, допустим, я хочу занять его тобой.
— Но я не хочу.
— Вот прям совсем?
— Совсем.
И это было в некотором смысле фиаско. Злило. Она злила. Но что-что, а злость Парамонов вынужден был засунуть подальше. Потом отыграется. О! Как он отыграется, когда дорвется! А в том, что дорвется, сомневаться не приходилось — костьми ляжет, а сделает.
— Ладно, ладно, — постарался улыбнуться Глеб, чувствуя себя редкостным идиотом. — Я понял, я отстал.
— Очень на это надеюсь, — кивнула Ксения и скрылась в собственном мире, отгородившись от него спасительной дверью.
Парамонов же в очередной раз почувствовал себя один на один с чертовой реальностью, которая не имела ничего общего с тем, что он сам себе подчас придумывал. Вряд ли она на сей раз заметила, что снова наступила на болючее место в районе его чувства собственного достоинства. С другой стороны — сам полез.
— Идиот, — пробормотал себе под нос Парамонов и медленно поплелся по лестнице вниз.
Интермедия
«Идиотка!» — не менее красноречиво думала про себя Ксения.
Однако основания подобной характеристики были несколько иными, чем у соседа.
В ее голове все чаще начинали блуждать мысли, что надо написать заявление о переводе из экипажа. Или даже об увольнении. Присутствие Фриза в ее жизни становилось невыносимым. Сначала, сразу после памятного разговора в Вильнюсе, он затаился. Но спустя некоторое время все чаще и чаще напоминал о насущном. И Ксения к собственному ужасу понимала — не выберется, не победит. Наваливалась усталость от того, что работа, о которой мечтала, которой добивалась упорно и долго, становится пыткой. Устала часами жить с оглядкой на его слова и жесты. Но и принять условия Игоря для нее было неприемлемым.
С тем и заходила в очередной раз в кабину аэробуса, зная, что впереди новое испытание на прочность. Она не ошиблась. Фриз встречал ее отвратительнейшей из своих улыбок — предназначенной для указания ей, что она потрясающе выглядит. Даже присвистнул.
— Прическа та же, а глаза сияют. Для меня?
— Вам кажется, Игорь Владимирович, — отозвалась Ксения, раскладывая по привычным местам документы и устраиваясь в кресле.
Улыбка стерлась. Его переходы от веселья к серьезности всегда были очень резкими, но, видимо, она и правда надавила ему на больную мозоль. Или где-то не там перешла дорогу. Иначе объяснить его зацикленность было трудно.
— А у меня для тебя, такой красивой, предложение есть, — решил он пойти ва-банк. — Прогноз на Вену так себе, не погуляешь. Зато можно будет в отеле обсудить наше дальнейшее сотрудничество.
— У нас не может быть сотрудничества. Почему вы не хотите этого понять? Или принять, — оборонялась Басаргина.
— Потому что я не из тех, кто отступает. А ты, похоже, из тех, кого завоевывают, — пожал он плечами, немного подумал и добавил: — Ксюш, ну, правда. Ну вот что тебе надо, а?
— Мне как раз не надо.
— Я понимаю, что очень некрасиво напоминать даме некоторые вещи, но я никогда не претендовал на то, чтобы быть джентльменом. Пища для размышлений у тебя была.
— Вы понимаете, что принуждаете меня принять крайние меры? — спросила Ксения.
Ухмылка на лице Фриза была еще отвратительнее улыбки. А ведь симпатичный же мужчина. Кто бы мог подумать.
— Это какие же?
— Я подам жалобу в комиссию по этике, — не моргнув глазом, заявила Басаргина.
— Ух ты! Типа контрмера?