Шрифт:
1
– Я искренне признателен, уважаемая Парсбит-хатун, и вам и вашему сыну, Ябел-беку, за то, что позволили остановиться в вашем поместье. Приютили и обогрели. Ночевать в степи в такое время для моих старых костей сущее мучение.
– Не надо лишних слов, ребе. Как можно было поступить иначе?
В жарко натопленной зале, относившейся к женской половине дома, где полноправной хозяйкой была мать местного феодала, родового князя Ябела, Парсбит, в креслах перед открытым пламенем печи сидели мужчина и женщина, оба в преклонном возрасте. Морщины на когда-то красивом лице женщины, одетой в дорогие одежды из тонкой ткани и цветной шерсти, отмечали ее земной путь. Мужчина в одежде
– Парсбит-хатун, я принадлежу к религиозному течению нашей церкви, именуемому ловцы снов. Видимо, Господь наш, не зря привел меня к вашему порогу. Под сенью этого дома мне кое-что открылось.
Хозяйка поместья рукой остановила речь священника.
– Акшана, – обратилась она к сидевшей у окна девушке, – иди, посмотри, милая, что там с обедом. Можешь не торопиться.
Встав с табурета, девушка кивнула хозяйке и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
– Так о чем вы хотели сказать, святой отец?
– Ах, да! – старый раввин умостился поудобнее в кресле, облокотился левой рукой на подлокотник. – Во сне мы чувствуем себя как рыба в воде. Время от времени мы выныриваем из сна, окидываем взглядом собравшихся на берегу и опять погружаемся, торопливо и жадно, потому что нам хорошо только на глубине. Это мистическое искусство поглощает нас полностью, боимся мы только одного, что, однажды вынырнув на поверхность, не сможем вернуться назад. Тому, кто подошел к концу пути, больше некуда двигаться. Уважаемая Парсбит-хатун, не хочу вас пугать, но под крышей этого дома я увидел для себя конец земного пути. Опасность грозит и всем вашим близким. Что-то должно произойти в самое ближайшее время.
Высказавшись, священник умолк, смотрел, как мысли и чувства после услышанного отразились на лице хозяйки большого дома.
– Неужели пачинаки?
– Я бы так не сказал. Сон дал четкую информацию, что опасность придет с востока, тысячи желтых, хищных рыб с узкими глазами заполонят степной океан.
– Я ненадолго покину вас, – взволнованно произнесла старая женщина, поднимаясь на ноги. – Я должна переговорить с сыном. Ах, как все не вовремя. Савар вот уж день прошел, как ускакал на охоту. Это значит, вернется не сегодня, скорее всего, даже не завтра.
Последнее она говорила, кажется, только для себя. Вышла из залы, оставив раввина одного у открытого огня.
За день, по приказу бека, была проверена готовность к отражению нападения, назначены дополнительные караулы на стенах поместной цитадели.
Вышедший вечером подышать свежим воздухом старый священник с легкостью успел заметить косые взгляды воинов, бросаемые на него исподлобья. Усадьба князя на глазах превращалась в военное поселение, которым оно и являлось при соседстве степняков. На луки хазарские воины набросили тетивы, колчаны по максимуму наполнились стрелами.
– Акшани, – услышал раввин голос одного из родственников князя, шада Иосифа, – проскочите с десяток верст на восток и возвращайтесь. Если увидите войско или отряд чужаков, в бой не вступайте, сразу отходите. Лучами рассыплетесь по степи, не нужно врагу указывать дорогу к поместью.
– Слушаюсь, шад! – прижал ладонь к груди здоровяк, уже сидевший в седле. Рядом с ним, готовые в путь, стояли ещё четверо вооруженных людей бека, их лошади переминались с ноги на ногу, танцуя на месте, предчувствуя скорую скачку в степи.
Обитые медными полосами ворота со скрипом разъехались в стороны. Всадники, с места пришпорив лошадей, галопом вынеслись на простор, беря направление на восход солнца, а вскоре уже издали слышались только глухие звуки копыт да понукания всадников: «Гха-а, гха-а! Гик-гик!»
Весенний ветер донес от берега реки влажные запахи перепревшей за зиму травы и тины. Ночная мгла заполонила собой все пространство большого двора родового поместья хазарского бека, со всех сторон закрытого высокими, саманными стенами, охранявшими спокойный сон домочадцев и челяди, состоящей из дальней родни феодала. Между домов с узкими улицами прошли четверо вооруженных, одетых в кольчуги воинов, неся в руках факелы, негромко переговариваясь о чем-то своем. Старший среди них взмахнул факелом, привлекая внимание караульного на обитой деревом, угловой вышке охранного периметра.
– Все спокойно, шад Иосиф, – раздался с вышки голос стража. – Если б не этот ветер с реки, то можно считать, что с дежурством мне сегодня повезло, а так, холодно, даже притом, что на мне шерстяной плащ надет.
Из-за угла одного из сооружений выбежали сворой псы, пристроились к ночным обходчикам. Позадирали морды вверх, уставились в темноту, но слыша знакомый голос, лаять не стали.
– Ты мне на ветер не отвлекайся. Особо смотри в сторону ворот. Конечно, печенеги только пришли на свои пастбища, но могут попытаться что-нибудь украсть. Будь внимателен, – оглянувшись на сопровождение, распорядился: – Двинулись. Глянем, что там у западных ворот.
Полная луна закрылась плывущими по небу облаками, превращая ночную мглу в кромешную темень. В просветах между облаками пробивалось бледное мерцание звезд. Караульный, облокотившись на деревянный поручень высокого насеста, бросил взгляд внутрь ограды, пытаясь разглядеть в сплошной массе стен узкие проемы окон-бойниц на строениях. Скучно. Даже шум идущей ночной стражи растворился в мареве ночи, гырканье псов, ушедших следом, тоже было не слыхать. До утра ещё ой как далеко. Хорошо зимой, кочевники с летних пастбищ уходят к теплому морю, перегоняя стада лошадей и рогатого скота, отары баранов. Можно слегка расслабиться и жить спокойной жизнью до следующей весны. Жизнь в Диком поле приучила хазар к готовности в любую минуту встретить непрошеных гостей и соседей – печенегов – с оружием в руках, защитить свою жизнь и имущество. Вскоре вслед за печенегами с юга на исконные пастбища, веками закрепленные за родом, пригонят стада лошадей родичи. Эту зиму скотоводов возглавлял средний брат бея. Младшего Парсбит-хатун, мать бея, не отпускала от себя. Дай бог ей здоровья. Сильная женщина, иногда, кажется, что это не бей, а его мать управляет всем в роду, хоть бею уж самому давно перевалило далеко за тридцать лет.
Отвлекшийся своими раздумьями и умозаключениями от охраны ночного поместья воин, приходя в деловой режим, приподнялся с локтей, развернулся к внешней стороне стен. В это время луна выпорскнула из-за облаков, осветила долину перед поместьем. Шелест в ночи негромко разнесся на близком расстоянии.
– Ха-а! – короткий выдох.
Тело стража отбросило назад к поручню вышки, уперев его спиной о дерево, смягчив звуки шерстью плаща. Широко открытые глаза уставились в пустоту. Стрела негромким щелчком вошла в лоб, проломив кость, торчала из черепа, ветерок раздувал оперенье на тонком древке. Караульный был мертв. За стеной послышались сопение, шепот и шорохи. Вскоре через саманный забор внутрь поместья соскочили тенями неизвестные враги, рассчитывая пробраться к воротам незамеченными. Где-то за домами, за стоявшей вдали большой конюшней, прорезал ночь протяжный вой дворовой собаки. Сколько безысходности чувствовалось в этих звуках. В ответ послышался лай целой своры, и из темноты друг за другом выбежали сразу десятка полтора разномастных шавок. Поднявшийся гвалт и рычание в сторону неизвестных привлекли ночную стражу, послышался приближающийся топот ног.