Уходящий тропою возврата
Шрифт:
– Я понял тебя, старейшина. Я не подведу.
Ещё до полудня род маленького князя снялся с места, направился в сторону границы, двигаясь с наиболее возможной скоростью, скрипя телегами, перегоняя табун лошадей и стадо скота. Впереди был нелегкий путь.
Когда с пограничных вышек, спрятанных в листве высоких деревьев, заметили пылевое облако в степи, то об этом немедленно сообщили Людогору. В этом месяце его сотня несла службу в отстроенной на окраине Рыбного деревянной крепости. Население деревни спешно уводило живность в плавни, прятало наиболее
– Никак печенеги? – прикрыв ладонью глаза от солнечных лучей, напрягая зрение, молвил сотник. – Странно. Вроде бы на набег не похоже.
Оглянувшись, распорядился:
– Коня мне. Эйрик, пойдешь в сопровождении со своим десятком. – И уже спускаясь со стены, по широкой, покатой деревянной лестнице, произнес про себя: – Сейчас посмотрим, чего это они все сюда прутся. Ну, прямо как мухи на говно.
Ухмылка прорезала ряд белых крепких зубов. Людогор вспомнил своего наставника и в недалеком прошлом командира, Сашку Горбыля.
Ворота крепости отворились, выпустили сотника с десятком всадников и тут же затворились обратно. Печенежский караван встал на прикол, но люди не разошлись в стороны, не покинули телег. Конные печенеги лишь проскочили в промежутках между телегами, встали со стороны приближающегося десятка русичей, закрыв собою родню. От каравана отделился мелкий отряд, порысил навстречу пограничникам. И печенеги, и русские остановились друг напротив друга, двадцать шагов разделяли всех от противной стороны. Люди с интересом разглядывали друг друга.
Людогор, улыбаясь, толкнул бока своего коня пятками, заставил двинуться вперед. От печенегов отделился древний дед, морщинистое, цвета старого пергамента лицо его тоже излучало радость. Слава Тенгри! Знакомца встретил. И не просто знакомца, а одну из рук Степного Лиса.
– Рад тебя видеть, Людогор! Сколько лет прошло с того времени, как я выехал из Гордеевой крепости?
– Здоровья тебе, дед. Я уж и не гадал, что встретимся когда-либо. Почитай семь лет минуло. Каким ветром тебя занесло в наши края? Или понравилось гостеприимство моего племени?
– Ай, беда пришла, Людогор, совсем плохо в степи. Враг пришел издалека, лютует. Нет больше моего племени. Вот подумал, что смогу хотя бы род свой сберечь, если к боярину Гордею родичей уведу.
– Хм! Так ты что, у них самый главный теперь?
– Нет, что ты. Смеешься над стариком? Князь у нас есть, князь, понимаешь?
– Ну так и где твой князь?
Цопон обернулся в седле, сказал пару фраз на своем языке, и от десятка передовых печенегов отделились трое всадников. Людогор заметил, что двое воинов сопровождают по бокам несмышленого мальчишку, лет этак десяти, одетого в одежду из кожи, без всяких украс, с маленькой сабелькой у левого колена, с таким же игрушечным луком, выглядывающим из чехла, притороченного к стремени. Подъехали.
– Вот наш князь Бурташ!
– Пацан еще, – вырвалось у Людогора.
– Ты не смотри, что мал. Мой воспитанник. Года через четыре будет настоящим воином и вождем.
Людогор обратился к князю, на полном серьезе представился, вскинул руку ладонью к шелому, как это часто делал Горбыль:
– Сотник Людогор, временный начальник пограничной стражи на заставе селища Рыбное. Хочу узнать численный состав ведомого тобою каравана.
Мальчишка, даже зная язык русов, не понял большую часть слов. Вопросительно уставился на Цопона. Исправляя замешательство, старейшина сам ответил на вопрос:
– Людогор, ты это.… Ну, в общем, мы не в Гордеевом городке воспитаны. А людей у нас следующим числом: три сотни воинов, было больше, да остальные с князем Хабулом погибли. Женщин да детей без малого девять сотен.
– Ясно. Ну что ж, двигайте караван, разворачивайте стан по левую руку от околицы веси, ну, а уж скотину отгоните версты за три ещё левее. Там и водопой поблизости. В общем, поехали.
– Спасибо! – подал голос маленький князь, грустными глазами глянул в глаза сотнику.
Взмах руки, и караван сдвинулся с места, заскрипели телеги, послышался радостный говор женщин. Оно и понятно, князь сумел договориться с вождем русов. Всадники, печенеги и русские смешались в общий строй, легкой рысью направились к Рыбному.
– Как там Лис Степей поживает? – задал вопрос Цопон.
– Ничего себе поживает. Сын у него, пять лет уж как минуло. Совсем взрослый, богатырь, весь в отца, только лицом в мать удался. Да это и хорошо.
– Жену, значит, взял. Родовитую?
– Ха-ха! Да уж взял. Сына нашему Лису русалка родила. Какая любовь была, позавидовать можно. Вот только не ужились. И двух лет не прошло, сына оставила и слиняла. Одно слово – нежить, хоть и светлая, чего с нее возьмешь.
– А еще какие новости? Как воевода поживает?
– Нет воеводы. Уж два года, как в Ирий ушел. А и то хорошо жизнь прожил долгую, а помер всеми уважаемый, на руках у боярина Гордея. Горевали все очень.
Князь Бурташ, следуя стремя в стремя с Цопоном, прислушивался к разговору между давними знакомцами, удивляясь, что старейшина обо всех на Руси знает и его тут тоже почитают. По малолетству он не догадывался, насколько велика Русь, а Гордеево городище – лишь маленькая песчинка на просторах ее.
– Сотник Андрей? Небось, тоже женился?
Грусть наползла на лицо Людогора, тоску в его глазах заметил и Цопон.
– Что?
– Нет больше Андрия. Уж пять лет минуло, как в Тавриде погиб.
– Он был воином, Людогор, как мы с тобой. Каждый из нас знает, что может не вернуться из набега или поляжет, защищая порог своего дома.
Цопон мельком посмотрел на князя, слушает ли речи двух воев? Такие разговоры шли на пользу будущему вождю.
Людогор продолжил:
– Пять лет тому, боярин водил дружину в Византийский поход под знаменами князя Святослава. Наши вои теперь покоятся в земле Тавриды, под стенами Доростола, на берегах седой Славуты. При возвращении из похода ваш князь Куря устроил нам большую подляну. Только наш боярин вывел свою дружину из той задницы, а Святослав погиб.