Ухожу на задание…
Шрифт:
— Хорошо, — согласился Сулейман, но голос его прозвучал раздраженно и глухо.
«Он с нами до первого резкого поворота, — решил Махмат и, ведя разговор, не переставал думать о собеседнике: — Отец его, конечно, дехканин, в лучшем случае дуканщик. Старший брат сумел получить образование, поднялся над своим кругом. Он — гордость семьи. Заботился о младшем. Работал за двоих, а младший рос баловнем. Ему все прощалось… Учиться в Кабуле нелегко, денег мало, а без них нет удовольствий. Протянул год-другой. Кто-то предложил хороший заработок. Вроде бы за пустяки. Листовки спрятать или патроны. Запутался в долгах. Пригрозили разоблачением, переправили в Пакистан. Образованные люди там очень нужны. А молодой человек
— Радиограмма в Центр и минеры на перевал — это немедленно! — распорядился Махмат. — Две группы ночью выдвинуть к дороге. Пусть ведут наблюдение. В случае необходимости обстреляют и задержат колонну. Наш командный пункт здесь. Я сказал все!
Сулейман четко повернулся, как настоящий военный, и вышел из хижины. Теперь он сделает, что требуется, — Абдул Махмат был в этом уверен.
4
Медицинские сестры Павлина Павленко и Антонина Рамникова считали себя старожилами военного городка. Еще бы! Прибыли сюда, в Афганистан, еще в прошлом году. Теперь-то медики в сборных домах разместились, с водопроводом и электричеством, а тогда были большие палатки, отапливаемые железными печурками. Не очень согреешь такую палатку зимней ночью, когда дует с далекого Гиндукуша ледяной ветер. В бочке вода замерзала. Девушки не ныли, не жаловались. Добровольцами ведь приехали. Думалось, ждут их выдающиеся события, подвиги, но здесь была почти та же самая работа, что и в обычной больнице. Травмы, ожоги, переломы. Только пациентов поменьше, да все сплошь молодые парни, неохотно воспринимавшие осмотры, лечебные процедуры. Однако привозили и раненых, чаще всего пострадавших от мин, и тогда девушки трудились, забывая о времени.
Весной в военном городке впервые устроили танцы. При острейшем дефиците представительниц прекрасной половины рода человеческого девушки вынуждены были танцевать, не считаясь с усталостью. Легли спать позже обычного. А среди ночи их разбудили — срочно потребовалась помощь. Наскоро умывшись, Павлина и Тоня отправились по вызову в операционную. У худенькой хрупкой Антонины слипались глаза, рослая и выносливая Павлина за руку вела подругу через плац.
Вошли в ярко освещенный операционный блок — и сонливости как не бывало! На столе, на белой простыне, лежала афганская девочка, не подававшая признаков жизни. Ее нашли разводчики в далеком кишлаке, в полуразрушенном доме, рядом с мертвой, изувеченной взрывом женщиной. На правой руке девочки были отсечены пальцы. Четыре (кроме большого) — по самое основание. Афганский фельдшер, оказавший ей первую помощь, остановил кровотечение, обработал рваные осколочные раны на бедре. Советские вертолетчики быстро доставили девочку в город, ее отвезли в больницу. И там обнаружилось самое опасное — проникающее ранение живота. Не нашлось медика, который взялся бы оперировать едва живую пациентку. Не делали в той больнице сложных операций. И тогда обратились к советским хирургам.
Рентген — мгновенно. Подготовка к операции — считанные минуты. Трое врачей перекинулись несколькими фразами. Медсестры заняли свои места. Но едва сделан был первый разрез, анестезиолог доложил: давление минимальное. Срочно нужна кровь.
— Этой группы у нас нет, — сказала Павлина Павленко. — Возьмите мою.
— Или мою, у нас одинаковая, — торопливо произнесла Антонина.
— Хорошо. Прямое переливание! — распорядился хирург.
Четыреста граммов крови сотворили чудо: восковые щеки девочки порозовели, шевельнулись густые черные брови.
Через три часа извлечены были осколки и предстояло обработать, зашить раны. Девочке сделали второе переливание. На этот раз донором стала Тоня Рамникова.
Утром, когда девочка была отправлена в реанимационное отделение. Павлина
— А знаешь, мы с тобой теперь родственники. Две мамы одного ребенка…
Так появилась у них общая «дочка». Смуглая большеглазая, с резкими чертами лица, первое время пугливая и молчаливая. Даже когда разговаривал с ней специально приглашенный для этого афганский офицер — переводчик, пытаясь узнать, откуда она, кто родители, девочка отвечала односложно, укрываясь за широкой спиной Павлины, присевшей на ее кровать.
Все свободное время девушки по очереди проводили возле своей «дочки». Выходили ее. С помощью замполита разведроты Тургина-Заярного, знавшего местный язык, выучили несколько понятных девочке фраз. Имя свое она произнесла гортанно и быстро. Замполит сказал, что зовут ее Салией, но можно и Зульфией. Однако медсестры стали звать девочку Софией, Сонечкой, Соней. Созвучно ведь. И она охотно отзывалась на это имя.
Летели дни. Соня начала ходить, аппетит у нее был хороший. Держать ее в доме, где лечились одни мужчины, было неудобно, а выписывать рано, врачи еще опасались осложнений. Тогда обе «мамы» решили взять «дочку» к себе. Конечно, комнатка у них маленькая — узкий пенал, но третья койка поместилась. А главное: чистота, режим и постоянное наблюдение за больной.
Для Павлины Павленко и Тони Рамниковой их смуглая длинноногая Соня действительно стала словно бы родной. Самой большой радостью для них было видеть девочку веселой, слышать ее тихий гортанный смех. Но смеялась она редко. И очень боялась выходить, даже с «мамами», за ограду военного городка. При виде бородатых мужчин в халатах она вздрагивала от страха, тянула «мам» назад, за надежные ворота с красной звездой.
Если девочка была дорога Павлине и Антонине, то можно понять, насколько привязалась к медичкам Соня, не имевшая теперь никого из родных. Понимали это и командир медицинского батальона, и начальник гарнизона, навестивший девочку после операции. Но не может же Соня постоянно находиться в воинской части. Надо как-то устроить ребенка.
Местные афганские товарищи пытались найти родственников девочки, но тот кишлак, где разведчики подобрали ее, был разорен душманами. И соседние тоже. Уцелевшие жители разбрелись кто куда. Оставалось одно: определить девочку в интернат, чтобы жила там среди ровесников и училась в недавно открытом женском лицее.
Обе «мамы» исподволь готовили свою «дочку», уже сносно понимавшую русскую речь, к предстоящему расставанию. Однако под тем или иным предлогом откладывали его со дня на день. А девочку ждали в интернате, в классах начались занятия.
И тут командир медицинского батальона, человек в общем-то душевный и мягкий, счел нужным проявить свою власть. Тем более что и предлог возник подходящий. Пригласил медсестер к себе в кабинет. Произнес ласково и вроде бы извиняясь:
— В командировку вам придется поехать.
— Когда? — шагнула к нему Тоня, сразу оценившая все последствия такого предложения. — На какой срок?
— В Загорную провинцию. Там наш гарнизон между Ближним и Дальним перевалами. Дорожники там наши, связисты, боевое охранение на дороге. Новых людей много. Ваша задача определить группу крови у всего личного состава. Работы на два дня.
— Вертолетом? — Павлина тоже начала понимать, чем все это оборачивается для «дочки».
— В Загорную провинцию идет наша автоколонна. Так что будьте готовы.
— А Соня? — в одни голос воскликнули девушки.
— Сами знаете, ей учиться пора. Пусть привыкает собственными ногами шагать, — отвел взгляд майор, чтобы девушки не заметили в глазах сочувствия, не «нажали» бы на него, рассчитывая побыть со своей «дочкой» хотя бы еще несколько суток. — Утром подойдет машина. Лейтенант Тургин-Заярный отвезет девочку в интернат.