Уик-энд на берегу океана

Мерль Робер

И он добавил, злобно наморщив лоб:

– По-моему, они даже нарочно меня бросили. Ничего удивительного нет!

Майа искоса поглядел на соседа. И представил себе, как целых десять дней тот один мотался по дорогам, один среди общей сутолоки, среди незнакомых парней, десять дней под знойным солнцем в своей упряжи, которая гнула его к земле, придавала ему смешной вид толстяка, в своей куртке, застегнутой на все пуговицы, в майке, с двумя битком набитыми вещевыми мешками, в обмотках и с десятикилограммовой железкой на плече! И повсюду он искал патроны, чтобы продолжать свое дело, и каждый самолет, пикирующий

на их колонну, он поливал огнем, хотя никто не давал ему приказа, стрелял просто потому, что было неприятно не отвечать, когда по тебе бьют. Майа с удивлением разглядывал этого чудаковатого свирепого вояку, который продолжал воевать, когда все уже отказались воевать.

– А ты кем был до войны?

– Столяром, – ответил Пино и добавил, задрав свой острый подбородок: – У меня было свое дело и даже помощник имелся. Работы, слава богу, хватало. Я не жаловался, да и жена тоже. Жили спокойно. Одно меня огорчало – детей у нас не было. Даже к врачам ходили. Говорят, все дело в жене. Она… она…

Он запнулся, вспоминая нужное слово.

– Бесплодная?

– Да нет, – возмущенно возразил Пино, – откуда ты взял? Просто не может иметь детей, вот и все.

Его прервал пронзительный свист. Пино нагнул голову с внимательным и важным видом, такой вид появлялся у него при каждом новом разрыве. Казалось, он думает: «Вот эта – уже не шутка. Тут, брат, держи ухо востро. Тут уж промашки не будет». Так он и сидел, нагнув голову, наморщив лоб, положив на колени ладони. Вид у него был серьезный, сосредоточенный. И даже несмотря на это, в лице его было что-то комическое.

Несколько минут оба ждали следующего разрыва. Но все было тихо.

– Отбомбились! – сказал Пино, лукаво и удовлетворенно улыбаясь. – Теперь конец.

Значит, теперь работа кончилась. Он их, фрицев, здорово обвел. Они, фрицы, хотели его убить своими бомбами, да только ничего у них не вышло. Просто не знают они, с кем дело имеют! Он, Пино, столяр-краснодеревщик, не из тех парней, которые позволят себя провести. Не такой он парень, чтобы даться немецкому самолету или с корявой доской не справиться. Минуточку! Таких парней, как он, Пино, голыми руками не возьмешь.

– Идем?

Он уже снова встал на ноги и стоял перед Майа – по бокам два вещевых мешка, через плечо на ремне автоматический пулемет. Его невысокая фигурка выделялась на фоне гаражной стены, коренастая, раздутая в боках, чем-то комическая.

Поднимая металлические жалюзи, Майа подумал, что среди этой сутолоки, на протяжении целых десяти километров, среди незнакомых солдат, Пино будет снова совсем один, без своих парней.

– Послушай-ка, – сказал он, – окажи мне, если можешь, услугу. Сходи-ка в санаторий.

– А где он, санаторий?

– Сверни налево и иди по берегу примерно с километр. Санаторий здесь только один на всем берегу, так что ошибки быть не может. Потом обогнешь забор, и первая же машина справа от забора – наша. Английский санитарный фургон. И там ты увидишь типа с бородой, он возится у костра – так это мой друг Александр.

– Александр, легко запомнить, – сказал Пино.

– Скажешь ему, что Майа – Майа – это моя фамилия – пытается попасть на судно, и если он к вечеру не вернется, значит, уехал. («А так как я ему это уже говорил, – подумал Майа, – он сначала удивится, зачем это я послал

какого-то типа сообщать то, что уже известно».)

– Идет.

– Подожди-ка, скажешь ему, что ты, мол, просишь взять тебя на харчи вместо меня.

Пино смущенно молчал.

– Не буду я так говорить, – наконец произнес он.

– Тебя это не устраивает, что ли?

– Конечно, устраивает! Но хорош я буду, если он сам меня не пригласит!

Майа улыбнулся.

– Но это же я тебя приглашаю, дурачок. Что я, что Александр, – это одно и то же.

– Да что ты, хорош я буду!

– О, черт! – ругнулся Майа. – Будь у меня клочок бумаги, я бы написал ему, Александру.

– Ну ладно, – согласился Пино, – передам все, как ты велел.

И Майа понял, что настаивать больше не стоит, что никогда он не предложит себя в нахлебники, не перестанет думать: «хорош, мол, я буду»… Впрочем, это не важно, Александр поймет.

– Ну, как знаешь, – сказал он. – Тогда привет.

– Привет.

* * *

– Что вам угодно, мосье?

Майа, безуспешно крутивший водопроводный кран, обернулся. В рамке двери стояла девушка-подросток лет пятнадцати, скрестив на груди руки. Говорила она суровым, но не слишком уверенным тоном. Майа улыбнулся. Лицо его как маска покрывала смоченная потом пыль, и, когда он улыбнулся, на зубах заскрипел песок.

– Простите, – сказал он, – я вошел сюда помыться, я думал, что в доме никого нет…

Оказывается, в городе еще оставались мирные жители! А ведь, проходя десять минут назад по улице, он не обнаружил и следа их присутствия. Должно быть, забились по углам, сидят себе тихонько, боятся даже не так бомбежек, как солдатни.

– Правда? Значит, вы не воровать пришли?

Майа засмеялся, и девушка вскинула на него смущенные глаза.

– Я только потому сказала, что вчера приходил солдат и унес половину наших продуктов. Я пыталась, было ему помешать, но он ужасно ругался, угрожал, а потом ушел. У него, как и у вас, тоже был на поясе громадный револьвер.

– Не беспокойтесь, – сказал Майа, – единственное, чего я хочу, так это чуточку воды, чтобы умыться.

Девушка растерянно поглядела на него.

– Да ведь водопровод и канализация разрушены. У нас есть немножко воды для питья и готовки. А умываемся мы колодезной водой, только она солоноватая. Будете мыться такой водой?

– А как же, – подхватил Майа. – соль прекрасное консервирующее средство.

Она улыбнулась его шутке, но во взгляде ее все же поблескивало недоверие. Не спуская с Майа глаз, она открыла стенной шкаф, достала ковшик, зачерпнула из ведра воды и, поставив в раковину небольшой белый тазик, вылила туда воду.

– Держите-ка, – сказал Майа, расстегнув пояс и протягивая его девушке, – теперь вы будете владелицей «громадного револьвера». В случае чего, если я окажусь злодеем, прямо стреляйте в меня.

– Я не боюсь! – сказала она, вздернув маленький с ямочкой подбородок.

Майа нагнулся над тазиком. Откровенно говоря, он предпочел бы производить водные процедуры в одиночестве, но девушка, видимо, и не собиралась уходить из комнаты. Очевидно, именно здесь, в одном из двух стенных шкафов, хранились их продовольственные запасы.