Уик-энд на берегу океана

Мерль Робер

– Может быть, выпьете чего-нибудь?

Не дождавшись ответа, Жанна уже вынула из шкафа стакан, протерла его кухонным полотенцем и, вытащив из бутылки фигурную пробку, налила три четверти стакана. Майа закурил и подумал, что вот только докурит и уйдет.

– А машину мосье Тозена здорово повредило? – спросила Жанна.

– Порядком.

– А почему вы смеетесь?

– Я не смеюсь. Я просто говорю, что машину порядком повредило, вот и все.

– Бедный мосье Тозен, – сказала Жанна, – он так дорожил своей машиной!

Майа отхлебнул глоток

вина и сразу же затянулся. Это чередование жестов напомнило ему рыжеголового сержанта в той кухоньке на вилле.

– Ну вот, видите, вы смеетесь, – сказала Жанна.

Он рассказал сестрам об этой своей встрече. Рассказывал он медленно, потому что по ходу действия переводил свою беседу с денщиком на французский язык. Девушки дружно рассмеялись. «Боже ты мой, – подумал Майа, – а я ведь почти забыл, что на свете существует такая прелесть, как девичий смех».

– А дальше что? – спросила Жанна.

Как и все дети, она непременно требовала продолжения.

– А дальше все, – сказал Майа. – Разве мало?

Опершись о косяк двери, Антуанетта перебирала пальцами дешевенькое коралловое ожерелье.

– Ну, я иду, – сказал Майа, протягивая руку за портупеей.

– Я вам сама надену, – сказала Жанна.

Легким движением она соскочила со стола, Майа нагнул голову, чтобы ей легче было одеть портупею ему на плечо.

– Смотрите, я вас в рыцари посвящаю! – сказала Жанна.

Лицо ее было совсем близко от его лица, кудряшки щекотали ему щеку.

– Вы очень торопитесь? – спросила Антуанетта.

– Очень…

После этих слов наступил миг какой-то неловкости, почти холодка, предшествующего разлукам. Антуанетта прижалась к косяку двери, чтобы пропустить Майа.

– Вы еще придете? – спросила Жанна.

– Возможно.

– Завтра?

– Жанна! – с упреком в голосе сказала Антуанетта.

– Если буду завтра еще здесь, приду.

На пороге он обернулся и обвел взглядом обеих сестер.

– До свидания.

При ярком свете дня сходство их проступало еще сильнее. Теперь на личиках обеих сестер лежал отпечаток какой-то ребячливой важности.

– До свидания! – повторил он.

И только очутившись в толпе, он вдруг с изумлением вспомнил, что дедушка с бабушкой, о которых говорила Жанна, так и не поднялись из погреба.

По улицам, где еще лежала пыль от развалин, шли или бежали во всех направлениях солдаты. Майа смешался с их толпой и тут же почувствовал, что как-то даже уменьшился в росте, стал безликим, бездумным, как будто разом перестала существовать его личная судьба, будущее. Он снова сделался просто человеком в защитной форме среди тысяч людей в защитной форме: и все эти люди заведомо посланы убивать или быть убитыми.

Добравшись до набережной, он первым делом посмотрел на море, как будто смотрел на старого друга. Приятно было видеть, как оно сверкает, уходит далеко-далеко, такое тихое, такое красивое. Он вспомнил последние каникулы в Примероле, купание, долгие прогулки на каноэ под солнцем.

Тут только он заметил, что достиг конца набережной, где сразу

же начинался пляж и дюны. Он остановился в изумлении. Розовой виллы как не бывало. Очевидно – подумалось ему – он, поглощенный своими мыслями, прошел мимо и не заметил ее. Он вернулся назад, оглядывая домики один за другим, И дошел до перекрестка, так и не обнаружив знакомой виллы. А ведь еще недавно она стояла тут, именно на этом месте, где он только что прошел. Когда он расстался с Джебетом, он сразу же свернул влево. Значит, ошибки быть не могло. Но он и в третий раз проделал все тот же путь.

Заметив англичанина, который, сняв фуражку и засунув руки в карманы, мирно вышагивал по променаду, Майа обратился к нему с вопросом:

– Не скажете ли, где помещается Бюро по эвакуации?

Англичанин вынул из кармана руку и молча ткнул в направлении серой виллы с зелеными ставнями.

Майа вошел. Офицер, уже на возрасте, сидел у столика, лицо его словно было перерезано на две неравные части тоненькими взъерошенными усиками. В руке он держал карандаш и машинально выводил на промокашке какие-то узоры. На его погоне Майа насчитал три звезды.

– Простите, пожалуйста, – сказал он, – не вы капитан Фири?

Офицер поднял голову, поглядел на спрашивающего.

– Да, я, – ответил он. И добавил: – Чем могу служить?

Майа изложил ему свою просьбу. Когда он кончил, капитан Фири, прежде чем ответить, молча пририсовал два крылышка щекастому ангелочку, изображенному на бюваре. Потом провел указательным пальцем по своим усикам, положил на стол карандаш и вытащил из кармана автоматическую ручку.

– Я сейчас напишу бумажку, чтобы вас взяли на корабль. Думаю, этого хватит.

Майа почувствовал учащенное биение сердца. Он смотрел, как Фири пишет что-то на листке блокнота. И он впивался глазами в этот маленький беленький листочек с такой жадностью, словно силою злых чар тот мог исчезнуть, не попав к нему в руки.

– Я уже приходил к вам, – наконец сказал Майа. – Вас не было. А когда я вернулся, розовой виллы не оказалось.

Фири все писал, не торопясь, мелким бисерным почерком.

– Она была рядом, – сказал он, не подымая головы. – Хорошо, что мне вздумалось пойти выпить чаю.

– А жертвы есть?

– Двое, один из них мой денщик.

«Вот оно и «продолжение», которого требовала Жанна», – подумал Майа.

– I'm sorry [11] , – проговорил он.

Фири бросил писать и провел правым указательным пальцем по своим усикам.

– Да, – сказал он, – очень жаль. Лучшего денщика у меня никогда не было. Ужасно, просто чертовски мне не повезло.

И снова спокойно взялся за перо.

– Пожалуйста, – сказал он, вручая Майа листок, – желаю удачи, мистер Майа.

11

Мне очень жаль (англ.).