Уилт
Шрифт:
– Это означает все, что заблагорассудится, – поспешно сказал директор училища. – Теперь, если перед вами стоит задача найти преподавателей, согласных провести свою жизнь в классе с газовщиками, штукатурами или наборщиками, которые вообще не понимают, чего ради они там оказались, при этом обучая их предмету, которого, строго говоря, не существует в природе, вы не можете себе позволить быть слишком разборчивым в выборе сотрудников. В этом суть проблемы.
Комиссия взирала на него с сомнением.
– Не хотите ли вы сказать, что
– Ни в коем случае, – ответил директор. – Я совсем не то хотел сказать. Я хотел лишь заметить, что на гуманитарном отделении работают не такие люди, как на других. Они всегда со странностями: или после того, как поработают какое-то время, или уже тогда, когда еще только приходят к нам. Это, так сказать, свойственно профессии.
– Но они все высококвалифицированные специалисты. – сказала миссис Чэттервей. – У всех научные степени.
– Совершенно верно. Как вы правильно говорите, у всех научные степени. Они все высококвалифицированные преподаватели, но стрессы, которым они подвержены, оставляют свой отпечаток. Давайте скажем так. Заставьте специалиста по пересадке сердца всю жизнь обрубать собакам хвосты, и посмотрите, что с ним будет через десять лет. Аналогия очень точная, поверьте мне, очень точная.
– Ну, единственное, что я хотел бы заметить, – запротестовал строительный подрядчик, – так это то, что не все преподаватели гуманитарных наук кончают тем, что хоронят своих убитых жен на дне ям под сваи.
– А я, – возразив директор, – я чрезвычайно удивлен, что среди них таких не большинство.
Собрание закончилось, так и не приняв никакого решения.
11
Сероватый рассвет уже занимался над Восточной Англией, а Уилт все сидел в комнате для допросов в полицейском участке, полностью изолированный от внешнего мира. Он находился в совершенно спартанской обстановке, состоявшей из стола, четырех стульев, детектива в ранге сержанта и лампы дневного света, которая слегка жужжала под потолком. Окна отсутствовали, только бледно-зеленые стены и дверь, через которую постоянно входили и выходили люди и через которую дважды по нужде выходил и Уилт в сопровождении констебля. В полночь инспектор Флинт пошел спать и его сменил другой детектив, сержант Ятц, который сразу заявил, что намерен начать все с начала.
– С какого начала? – поинтересовался Уилт.
– С самого начала.
– Бог создал небо и землю и всех…
– Кончайте умничать, – сказал сержант.
– Ну вот, – заметил Уилт с удовлетворением, – здесь мы сталкиваемся с неортодоксальным случаем использования слова «ум».
– Вы про что?
– Умничать. Это жаргон, но это хороший жаргон, с умной точки зрения, если вы понимаете, что я хочу сказать.
Сержант повнимательней к нему пригляделся.
– Это
– Я обратил на это внимание, – сказал Уилт.
– Человек может орать здесь до потери сознания, и никому снаружи ничего на ум не придет.
– Ум? – переспросил Уилт с сомнением. – Ум и знание это не одно и то же. Кому-нибудь снаружи может не прийти в голову, что…
– Заткнись, – сказал сержант Ятц.
Уилт вздохнул.
– Если бы вы дали мне немного поспать…
– Поспишь после того, как расскажешь, почему ты убил свою жену и как ты ее убил.
– Полагаю, бесполезно говорить, что я ее не убивал.
Сержант покачал головой.
– Абсолютно, – сказал он. – Мы знаем, что ты ее убил. Ты знаешь, что ты ее убил. Мы знаем, где она. И мы ее оттуда достанем. Мы знаем, что ты ее туда засунул. Ты сам в этом признался.
– Я повторяю, что я бросил надувную…
– Миссис Уилт, что, была надувная?
– Черта с два она была, – сказал Уилт.
– Ладно, давай забудем всю эту муру насчет надувной куклы…
– Бог – свидетель, я бы хотел забыть, – сказал Уилт. – Я буду счастлив, когда вы добересь до нее. Конечно, она лопнула под всем этим бетоном, но все равно можно будет распознать в ней пластиковую надувную куклу.
Сержант Ятц перегнулся через стол.
– Сейчас я тебе кое-что скажу. Когда мы доберемся до миссис Уилт, будь уверен, мы ее узнаем, – он замолчал и внимательно посмотрел на Уилта. – Конечно, если ты ее не изуродовал.
– Изуродовал? – Уилт глухо рассмеялся. – Когда я видел ее в последний раз, не было нужды ее уродовать. Она и так выглядела жутко. На ней была эта лимонная пижама, а лицо было покрыто… – Он заколебался. На лице сержанта появилось странное выражение.
– Кровью? – предположил он. – Ты хотел сказать, кровью?
– Нет, – сказал Уилт. – Совершенно определенно, нет. Я имел в виду пудру. Белую пудру и алую губную помаду. Я ей сказал, что она выглядит омерзительно.
– Нечего сказать, миленькие у тебя с женой отношения, – сказал сержант. – Я, к примеру, никогда не говорю своей жене, что она выглядит омерзительно.
– Наверное, потому, что у вас нет жены, которая выглядит омерзительно, – сказал Уилт, пытаясь найти общий язык с сержантом.
– Это мое личное дело, какая у меня жена, – сказал сержант. – Не надо вмешивать ее в этот разговор.
– Ей повезло, – заметил Уилт. – Хотел бы я, чтобы и моей так подфартило.
К двум часам они оставили в покое внешность миссис Уилт и перешли к зубам и вопросу опознания трупов по зубоврачебной карте.
– Послушайте, – взмолился уставший Уилт, – у меня создалось впечатление, что зубы вас зачаровали, но в два часа ночи лично я вполне обойдусь без них.
– У тебя вставные зубы, что ли?
– Нет, да нет же, – сказал Уилт, возражая в основном только против множественного числа.
– А у миссис Уилт?