Уинтер-Энд
Шрифт:
— И в суде тоже?
— А он и там вел себя точно так же. Время слушания его дела пока не назначено, суд дал нам шанс выяснить, кто он такой.
Я киваю.
— Ладно, где я жить-то буду? Я мог бы закинуть туда вещички, а потом начать беседы с этим малым.
Вид у Дейла становится робкий:
— Понимаешь, я подумал, может, тебе захочется увидеть родной город, ну и снял для тебя комнату в Уинтерс-Энде, в отеле «Краухерст-Лодж», а не здесь, в Хоултоне. Туда меньше часа езды. Я и сам все еще там живу.
— Все
Сквозь зеркальное стекло я наблюдаю за тем, как двое помощников шерифа в форме вводят в комнату для допросов мужчину и усаживают его за стол. Разумеется, фотографии его я уже видел, однако понять, как на самом деле выглядит человек, по ним было почти невозможно. Взлохмаченные черные волосы. Настороженные темно-синие глаза — темные настолько, что тоже кажутся черными. Узкий нос, тонкие губы. Он на пару дюймов ниже меня, под оранжевым тюремным комбинезоном проступают крепкие мышцы. Лет ему, насколько я могу судить, примерно от двадцати пяти до тридцати. Никакой злобы к охранникам он, похоже, не питает — кивает им, когда ему указывают на стул. А потом просто сидит и смотрит в стену, точно медитирующий буддийский монах.
Когда я вхожу в эту комнату с чашкой кофе и картонной папкой в руках, он переводит взгляд на меня. Я сажусь напротив него, включаю магнитофон и представляюсь — помощник шерифа Алекс Рурк.
А затем приступаю к допросу:
— Итак, Джон… Довольно глупое имя — «Джон, родства не помнящий». Нельзя ли мне называть вас как-то иначе? Я не спрашиваю о вашем настоящем имени, хотя вы, разумеется, можете назвать и его.
Он спокойно разглядывает меня, склонив голову набок, как если бы я был подопытной мышью. Его темно-синие глаза буравят меня, точно он читает мои мысли.
— Если хотите, помощник шерифа, можете называть меня Николасом. — Он слабо улыбается. — Имя, разумеется, не подлинное.
— Ну еще бы. И вам не обязательно называть меня помощником шерифа. Мистер Рурк, Алекс — как вам удобнее. — Я раскуриваю «Мальборо», затягиваюсь, чтобы дать ему время ответить, однако он остается безмолвным и неподвижным. Его глаза все еще изучают меня. — Как вам наша тюрьма? Говорят, с тех пор, как я заглядывал в нее в последний раз, ее подремонтировали. Тогда она выглядела довольно убого.
— Мне доводилось видеть места и похуже.
Он продолжает изучать меня. Я решаю сменить тактику.
— Вам, наверное, нелегко приходится, — говорю я. — Сидеть в таком месте в полном одиночестве. Ни родных, ни знакомых, поговорить не с кем. Вы, как я понимаю, не из местных?
— Понимайте как хотите, мистер Рурк.
— Вам не хочется позвонить кому-нибудь — просто чтобы знали, что с вами все в порядке? Мало ли что они могли прочитать о вас в газетах.
Еще
— Я не читаю газет. По мне, они слишком непристойны. Предпочитаю что-нибудь более позитивное.
— Ну, никогда не поздно расширить свои горизонты. — Я допиваю остатки кофе из пластиковой чашки. — Вы ведь изучали историю?
— Специально не изучал.
— Однако о том, как возник Уинтерс-Энд, знаете.
— Я вижу, кто-то из подчиненных шерифа изрядно потрудился, перепечатывая записи наших с ним бесед.
Я киваю — так, точно это само собой разумеется:
— Конечно. Я не поехал бы сюда, не зная, чего мне тут ожидать.
— И чего же вы ожидали? — Николас произносит этот вопрос ровным тоном, однако делает перед последним словом короткую паузу, отчего общая интонация становится пренебрежительной.
— Я ожидал увидеть умного человека, который по непонятным причинам оставался на месте преступления, пока его не застукали там полицейские. Протяженность дорог общественного пользования составляет в нашем штате три тысячи миль, Николас, а управление шерифа располагает всего тремя патрульными машинами. И то, что Дейл застал вас там, выглядит несколько странным везением.
— Вы намекаете на то, что я нарочно его дожидался?
Он по-прежнему не отрывает от меня глаз, и я моих тоже не отвожу.
— Я ни на что не намекаю. Может быть, вам просто не повезло. А может быть, вы хотели, чтобы вас задержали и это произвело бы на кого-то нужное вам впечатление.
— Что еще вы узнали из протоколов, мистер Рурк?
— Ничего определенного, — говорю я, уходя от ответа. — Но, если вы не против, я хотел бы узнать, почему вы стояли посреди дороги над телом Анджелы Ламонд.
— Об этом я уже говорил.
— Ну да, вы ждали. Но чего?
— Вы верите в то, что именно я убил ее?
— Я именно и приехал сюда, чтобы выяснить это.
— А, ну да. И как там Бостон, мистер Рурк?
Николас чуть подается ко мне, наклонившись вперед, — это его первое и единственное движение за все время разговора, и почему-то оно внушает мне тревогу.
— Или мне следовало сказать «агент Рурк»? — продолжает он. — Скажите, почему вы ушли из ФБР?
Вопрос застает меня врасплох, но я стараюсь не подавать виду.
— Вы знаете, что я работал в ФБР? Что еще вам обо мне известно?
— Почему вы ушли, агент Рурк?
Пытаясь успокоиться, я затягиваюсь сигаретой. Успех любого допроса зависит от взаимного доверия. Подозреваемые раскрывают перед тобой душу, потому что пытаются оправдать свои поступки. И доверие — это крючок, а признание — попавшаяся на него жирная рыба.
— У меня были проблемы со здоровьем, — говорю я. — А потом человек, которого я знал по Бюро, предложил мне работу в частном секторе.