Уинтер-Энд
Шрифт:
Плащ Дейла издает шуршание — он сует озябшие руки в карманы.
— Судя по его разговорам, малый он образованный, — говорит Дейл. — Как считаешь, может, стоит разослать запросы по колледжам и университетам, вдруг его где-нибудь да узнают?
Я пожимаю плечами:
— Попробовать можно, однако не думаю, что это сработает. Во-первых, узнать одного студента из многих тысяч — дело не простое. А во-вторых, не думаю, что он получил хорошее образование. По-моему, он скорее начитан — нигде не учился, а нахватался кое-чего сам.
— Как ты это понял?
— По тому, как он разговаривает, — отвечаю я, доставая из кармана
Дейл неуверенно кивает.
Я проглядываю пару снимков, сделанных полицейскими с такого расстояния, что в кадре уместилось все тело. Потом обвожу взглядом дорогу, узкую бетонную канаву, поля по обе стороны от шоссе.
— Так, говоришь, следов на траве не было?
— Не было.
Высокие стебли растений, заполонивших бывший выгон, погнуты и собраны в пучки криминалистами, дюйм за дюймом осматривавшими землю вокруг места преступления. Лес, окружающий продолговатый участок поля, узкой полоской темнеет вдали — в трех с половиной милях к северу отсюда, в полумиле к югу и в миле к востоку и западу. Легкий ветерок гонит волны по зеленой траве.
— Почему он выбрал именно это место? — спрашиваю я у Дейла, хотя оба мы понимаем, что вопрос этот риторический. — Это либо очень глупо, либо по-настоящему умно, и тогда мы упускаем что-то из виду. Соскобы из-под ногтей жертвы ничего не дали, так?
— Нет. А что ты имеешь в виду?
Я указываю на ведущую к городу часть шоссе.
— Полем он прийти не мог, значит, должен был двигаться по дороге. Но не в открытую, поскольку не хотел, чтобы его увидели из проходящих машин. Если он вел Анджелу вдоль канавы, то мог, увидев издали машину, бросить беднягу в канаву и спрятаться сам. Но тогда под ее ногтями остались бы грязь и песок. Скажи, а ступни ее медэксперт осматривала?
— Не знаю.
— Ладно, спрошу у нее завтра сам. Давай проверим маршрут, по которому Анджела шла домой. Только поедем помедленнее, я хочу посмотреть, что тут за лес.
Узкая полоска елей и берез, отделяющая поля от города, совсем не подходит для того, чтобы устроить в ней засаду. Пространство под ярким пологом листвы и иголок светлое, просматривается насквозь. В таком лесу хорошо собак выгуливать.
Теперь мы едем мимо домиков из кирпичей и некрашеных бревен. Мимо лужаек, покрытых весенней изумрудно-зеленой травой, пробивающейся из земли после весенней оттепели. Мимо внедорожников на подъездных дорожках. Мимо пикапов и солидных седанов. Турист увидел бы здесь еще один городок с почтовой открытки штата Мэн. А я вижу облупившуюся краску, разболтавшиеся доски, занавески, которые неплохо бы постирать. Уинтерс-Энд всего лишь обычный город, населенный обычными людьми с обычными проблемами.
Обычный еще и потому, что хорошо знакомый. Я не был в этом городе семнадцать лет, но мне кажется, с тех пор здесь ничего — если не считать моды — не изменилось. Названия улиц и дома пробуждают во мне на редкость сильные воспоминания. Скиннер-стрит, на которой жила Рона Гарде, когда мы с ней учились в старших классах. Однажды ее родители куда-то уехали, и мы любили друг друга — для обоих это был первый раз — самые страшные, помнится, пять минут моей жизни. Винный магазин Ренфри, в котором мы с друзьями покупали пиво, отправляясь на гулянку в кемпинг «Бойнтон». Продуктовый, ставший теперь частью сети «Сэвен-илэвен», в нем я заработал первые
Мы идем под синеющими небесами по Центральной улице. Магазины здесь типичные для маленького городка: бакалея, магазин одежды, крошечный книжный. Крупные отсутствуют, а маленькие в большинстве своем нисколько за эти годы не изменились.
Отойдя на один квартал от приемной врача, я сворачиваю направо, на Карвер.
— Она ведь так ходила? — спрашиваю я у Дейла.
— Насколько мне известно, да.
Карвер-стрит — это кривая улочка, по обеим сторонам которой стоят одинаковые дома из красного кирпича с аккуратными палисадничками. Шторы на окнах по большей части задернуты, отчего дома кажутся угрюмыми, отгородившимися один от другого. Хотя, проходя мимо них, я чувствую, что за нами наблюдают. Подрагивание штор. Тени за ними, которые я замечаю боковым зрением. Мы сворачиваем на Олтмейер. Когда-то здесь проживали самые обеспеченные люди городка, дома у них были каменные, обшитые крашеными досками. Теперь это просто самые старые здания Уинтерс-Энда. Анджела жила в двух шагах от перекрестка. Наверное, она неплохо зарабатывала, раз могла позволить себе такое жилище. На веранде лежат букеты, десятка два, парадная дверь перетянута полицейской лентой. Дейл отпирает дверь, ныряет под ленту. Я следую за ним.
За зеркало в прихожей заткнуто несколько бумажек с телефонными номерами друзей. Два плаща на крючках у двери. Мебель в гостиной ухоженная, но немного потертая. Телевизор, его пульт на кофейном столике, инструкция по управлению телевизором на диване. Хороший проигрыватель, стопка компакт-дисков — Моцарт, Вивальди, «соул» конца шестидесятых, несколько современных компиляций.
Кухня, находящаяся в глубине дома, опрятна, хотя в раковине стоит невымытая кружка и миска с остатками кукурузных хлопьев. Я выглядываю в окно кухни и вижу задний двор — кустики вдоль забора, подстриженная лужайка. Дейл, проследив за моим взглядом, говорит, что криминалисты из полиции штата там все уже осмотрели.
Наверху картина примерно та же. Неубранная постель, несколько одежек на кресле. Белая роза в стеклянной вазе на туалетном столике.
— Подарок поклонника? — спрашиваю я.
— Любовника у нее не было, — отвечает Дейл. — Криминалисты прямо здесь проверили розу на скрытые отпечатки и волокна живой ткани — обнаружили на одном из листьев частичный отпечаток левого большого пальца Анджелы. И пришли к выводу, что розу купила она сама.
— Да, наверное.
Обувная коробка в стенном шкафу содержит аттестаты, справки с места работы, благодарственные записки пациентов. Фрагменты оборванной жизни. И пока я перебираю эти бумажки, меня посещает новая мысль.
— А скажи-ка, Анджела не работала в учреждениях для душевнобольных? — спрашиваю я. — Вдруг наш Николас окажется психом?
— Насчет Анджелы сомневаюсь — да и заведений таких поблизости нет. Насколько я знаю, до того как поступить на работу к доктору, она была медсестрой в детском доме.
Я перестаю листать бумажки.
— В «Святом Валентине»? В том, что на окраине?
— Ага, — отвечает Дейл. — Только его закрыли лет шесть назад, после пожара.
— Не знал, — говорю я. — Когда я был мальчишкой, отец часто туда заглядывал, привозил детишкам подарки. И я с ним пару раз ездил. А о пожаре даже не слышал.