Уинтер-Энд
Шрифт:
— Проблемы со здоровьем? — Николас принимает прежнюю позу. Похоже, насмешливая улыбка становится у него постоянной гримасой. Между его губами виднеется кончик чуть желтоватого резца.
— Стресс. Слишком много дел, слишком мало времени. Ну я и сорвался. — Я гашу в пепельнице окурок. — Провалялся какое-то время в больнице.
— Я полагал, что в процессе обучения Бюро готовит людей к такого рода вещам, — говорит Николас.
— Готовит. И все же сорваться может каждый.
— Это
Я чувствую, что в его броне появилась трещина, в которую можно попытаться протиснуться.
— А с вами, Николас, случалось что-нибудь в этом роде?
— Именно в этом роде — нет, — отвечает он почти шепотом. — Хотя однажды, очень давно, я подошел к этому совсем близко.
Он смотрит уже не на меня, но словно вглядывается в прошлое.
— И что же? — так же тихо спрашиваю я.
— Я почувствовал, что мне предстоит вступить на новый путь. А потом принял решение, определил для себя цель. И мне все стало ясно.
— А что это было за решение?
Николас словно пробуждается от сна.
— Это дело очень личное, мистер Рурк, — говорит он. — Да я и сомневаюсь, что вы в нем что-нибудь поймете.
— А вы попытайтесь мне объяснить.
— Думаю, не стоит.
Ладно, похоже, самое время устроить небольшой перерыв.
— Не желаете выпить кофе, Николас? — спрашиваю я. — Я хочу налить себе чашечку.
— Нет, спасибо.
— Ладно.
Я встаю и покидаю комнату для допросов.
Первым делом я направляюсь к кофеварке. Потом вхожу в темную комнату, в которой сидит Дейл, наблюдая за подозреваемым сквозь зеркальное стекло.
— Ну как в сравнении с прежними разговорами? — спрашиваю я.
— Здорово, — отвечает он. — Впечатляет.
— Попроси кого-нибудь из твоих людей разослать его фотографию по всем психушкам северо-востока страны. Этот разговор насчет срыва — вдруг Николаса где-то опознают.
— Конечно.
Я возвращаюсь в комнату для допросов, усаживаюсь и спрашиваю:
— Вы знали Анджелу Ламонд, Николас?
— А что там было знать?
Его лицо вновь обрело буддийскую непроницаемость.
— Она была медицинской сестрой, всю жизнь прожила в Уинтерс-Энде. Умная, привлекательная сорокалетняя женщина, у нее не было постоянного любовника, зато было множество друзей и никаких врагов. Не богатая, не водившаяся с дурными компаниями и, насколько нам известно, никому не дававшая поводов для неприязни. И тем не менее кто-то схватил ее, увез на пустынное шоссе, раздел догола и зарезал.
На лице подозреваемого снова появляется подобие улыбки:
— Говоря «кто-то», вы, я так понимаю, подразумеваете меня.
— Да нет, я просто хочу понять, что произошло. И я, и ее родные.
— А вам-то это зачем? — Он задает вопрос таким ровным
— Да просто ради душевного спокойствия. А кроме того, чем лучше мы понимаем такие поступки, тем легче нам становится их предотвращать.
Несколько секунд Николас бесстрастно смотрит на меня, а затем произносит:
— Eripere vitam nemo non homini potest, at nemo mortem; mille ad hanc aditus patent.
Я молчу, и он переводит:
— «Всякий может прервать жизнь человека, но никто — смерть, ибо тысяча путей ведут к ней».
— Кого вы цитируете?
— Сенеку. Полагаю, когда вы учились в университете, мистер Рурк, до Сенеки у вас руки не доходили. Криминология и юриспруденция, не так ли?
Я не отвечаю.
— А в старших классах вы были слишком заняты, ухаживая за девушками из команды болельщиц. На библиотеку у вас времени не оставалось, верно?
— Верно.
Николас улыбается мне, точно снисходительный папаша.
— Я немного устал, мистер Рурк. Может быть, продолжим в следующий раз?
Я на миг задумываюсь, не отказать ли ему, не заставить ли остаться, пока он не ответит на мои вопросы. Но что-то подсказывает мне, что злить его не стоит, моей задачи это не облегчит. Лучше прервать допрос — а заодно попытаться выяснить, откуда ему так много известно обо мне.
— Хорошо, — говорю я. — Давайте пока закончим.
Я называю в микрофон точное время, выключаю запись. Вызываю двух охранников, чтобы они отвели Николаса в камеру. Уже у самой двери он останавливается, оборачивается и говорит:
— Вы спрашивали, чего я ждал. Я ждал вас, мистер Рурк. Именно вас.
Глава 3
Когда я добираюсь по одиннадцатому шоссе до места, отмеченного двумя букетиками цветов, солнце уже садится над далекими Аппалачами. Я подвожу «корвет» к обочине и выхожу на дорогу. Дейл хлопает дверцей своего джипа и ведет меня к месту в середине полосы, футах в двадцати от капота моей машины.
— Вот тут, — говорит он. — Лежала головой на север, на правом боку.
— Мне нужно осмотреться здесь, — говорю я, — а после пройти тем путем, которым Анджела возвращалась домой с работы. Ну и в дом ее хорошо бы заглянуть, проверить все, что имело отношение к ее личной жизни.
— Думаешь, такие мелочи имеют значение?
Я наклоняюсь, притрагиваюсь к асфальту.
— Знать жертву всегда полезно, Дейл.
— К слову сказать, подозреваемый, похоже, многое знает о тебе. Что он имел в виду, когда сказал, что «ждал» тебя, как по-твоему?
— Понятия не имею.