Украденная невинность
Шрифт:
И это длилось, длилось и длилось… Мэттью был вне себя, ее муж, он был ненасытен и словно намеренно отдалял момент разрядки, чтобы отдать все силы без остатка. Смутно сознавая это, Джессика как бы зависла в бездне, полной сладости, ожидая, когда сможет разделить экстаз, к которому приблизилась.
— Я знаю… знаю, чего ты хочешь, — услышала она. — Я тоже этого хочу… сейчас, Джесси! Вместе со мной!
Эти слова стали толчком, подбросившим ее к испепеляющему солнцу. Джессика дала себе волю. Быстрый огонь пробежал по телу, сменившись коротким ознобом. Судороги неистовой силы разом сотрясли оба тела, горячая влага струйками потекла по коже, смешиваясь там, где они терлись друг о друга, прижимаясь изо всех сил. Может быть, она кричала в голос, а может быть, крик был беззвучен, но он длился, казалось, вечно.
Джессика не помнила, как оказалась на постели, — видимо, Мэттью перенес ее туда. Так или иначе, когда несколько минут спустя она открыла глаза, над головой виднелись фестоны полога. Джессика лежала поверх покрывала, нагая, удовлетворенная, как никогда прежде. Тело сладко ныло и казалось пустым, невесомым, груди болели от грубых ласк. Но она была одна. Мэттью исчез.
Как только эта мысль проникла в одурманенную голову, Джессика задрожала. Это был не холод, а страх. Мэттью был чем-то разгневан, когда вернулся, и вместо того чтобы заниматься с ним любовью, следовало выяснить, что случилось. Зачем, зачем она поддалась велению плоти, как это всегда случалось в его присутствии! Более того, на этот раз Джессика забылась совершенно, и, видимо, это было неправильно, иначе почему муж покинул ее?
Женщина прислушалась, надеясь уловить шорохи за дверью — знак того, что Мэттью у себя в комнате, но там царила зловещая тишина. Джессика робко спросила себя, куда он мог отправиться и почему решил оставить ее одну после того, что только что было. В эту ночь Мэттью был не похож на себя, казался буквально невменяемым… и ее довел до того же. Но безумие не оттеснило гнев, гнев оставался с ним и в момент страсти.
Джессика попробовала убедить себя, что ярость Мэттью не имела к ней никакого отношения. Ведь должна же быть какая-то иная причина? Может быть, ежегодная встреча прошла не лучшим образом, только и всего. Даже у самых хладнокровных людей случаются нервные срывы. Утром все разъяснится, Мэттью снова станет самим собой, почувствует себя лучше, и будет нетрудно поговорить о том, что случилось. Все будет хорошо…
Джессика почувствовала некоторое облегчение и даже мысленно разбранила себя за трусость. Это качество не было ей свойственно, но когда дело касалось Мэттью, она чаще всего не знала, как поступать. Нужно было с самого начала рассказать ему все. Придется заняться этим сразу с утра, поведать о письме брата, о его угрозах и требовании денег. Ну и, конечно, о том, что она предприняла по этому поводу.
Мысль о предстоящем разговоре разбудила тревогу, и Джессика снова рассердилась на себя. Ей придется рассказать все. Мэттью — ее муж, и, значит, она должна быть лояльной к нему, а не к Дэнни. Но какова будет его реакция на новость? — как муж поступит с маленькой Сарой? Ребенок с самого начала представлял собой определенную угрозу — угрозу разоблачения, теперь же положение усугубилось. Упорный шантаж Дэнни может дать Мэттью повод отослать Сару из Белмора. Джессика не думала, что до этого дойдет, но до конца не была уверена.
Она закрыла глаза, прислушиваясь к тяжелым редким ударам сердца. Завтра, повторяла она, завтра настанет новый день и прояснит обстановку. Утро вечера мудренее. Она наконец почувствовала, что продрогла, и забилась под одеяло, натянув его до самого носа и свернувшись калачиком. Сладкая пустота в теле все еще длилась; судя по ощущениям, на груди и бедрах вскоре должны проявиться синяки.
Еще раз повторив: «Завтра», — Джессика зажмурилась крепче, зная при этом, что не сможет уснуть.
Увядший лист сорвался с ветки вяза, несколько секунд парил в неярком свете фонаря и наконец опустился на гравий дорожки, чтобы легонько хрустнуть под туфелькой Гвендолин Локарт. Подол изумрудно-зеленого шелкового платья качнулся и смел лист на ровную траву газона. Девушка задумчиво брела по парку, удивляясь тому, как быстро промелькнуло время.
То, что она оказалась на благотворительном балу, — само по себе событие. После побега в Белмор об этом не могло быть и речи, если бы за время, дороги до Лондона леди Бейнбридж не приняла к сердцу ее историю и не согласилась замолвить словечко перед лордом Уорингом. Благодаря этому Гвен избегла жестокого избиения тростью (во второй раз, считая эскападу в «Падшем ангеле»). Разумеется, не понести наказания она не могла, но оно выразилось лишь в домашнем аресте. После двухнедельного заточения в своей комнате ей было дано неохотное соизволение принять участие в благотворительной акции, то есть появиться в обществе.
Подобно другим светским дамам, чьи мужья вели рассеянный образ жизни, леди Уоринг истово занималась благотворительностью. Она состояла в Обществе милосердия для бедных и принимала участие в каждом из его мероприятий. Выручка от очередного базара предстояла немалая, кроме того, на этот раз за все отвечала леди Уоринг.
В течение многих дней она пребывала в состоянии лихорадочной активности, засиживалась далеко за полночь за последними приготовлениями, а накануне базара обратилась к мужу с просьбой:
— Эдуард, вы должны позволить Гвендолин присутствовать. Я не просто прошу, я умоляю вас! Подумайте, что скажут в обществе, если моя единственная дочь останется в стороне от события, к которому я готовилась почти целый год!
В конце концов лорд Уоринг смягчился (что случалось с ним весьма нечасто). Не то чтобы Гвен питала хоть малейший интерес к смертельно скучной благотворительной деятельности матери, но, когда ей разрешили поехать на базар, устроенный в парке Воксхола, девушка приняла новость с восторгом. Это было одно из самых любимых мест ее прогулок, которых ей особенно недоставало за время домашнего ареста.
Сейчас она шла по главной аллее парка, окруженной с обеих сторон раскидистыми старыми вязами, радуясь тому, что удалось наконец ускользнуть из-под бдительного ока отчима. Впрочем, это было не особенно трудно, поскольку он ел глазами молодую вдовушку, леди Бертон, в надежде завязать очередной недолговечный роман. Что касается леди Уоринг, та была так погружена в распродажу, что ей не было дела абсолютно ни до чего. Теперь бы самое время наслаждаться свободой, но Гвен поймала себя на том, что вздыхает.
Главная аллея вела к уменьшенной копии готического храма с фонтаном на крохотной площади, где всегда кто-нибудь прогуливался, поэтому девушка предпочла свернуть на боковую тропинку. Здесь было совершенно безлюдно и очень тихо, лишь неподалеку заливался соловей. Можно без помех любоваться на луну с одной из скамеек.
Гвен невольно вспомнила другую ночь и другую прогулку в саду — ту, которая закончилась для нее нежнейшим поцелуем. Никакой возможности увидеть Сен-Сира после приезда в Лондон у нее не было, да она и не искала бы ее, даже пользуясь большей свободой. Отчим ни за что не позволил бы виконту нанести визит, и тот прекрасно знал это… впрочем, откуда у нее такая уверенность, что он явился бы, не будь к тому никаких препятствий?