Украденная служанка
Шрифт:
– Я хотела поближе рассмотреть деталь у подола, показалось, нитка распоролась…
Сделав вид, что сержусь, я отчитала горничную, приказала выйти прочь и сделала вид, что бросаюсь на кровать нарыдаться вволю.
На самом деле, даже с моими элементарными знаниями алхимии, вывести воск из ткани - раз плюнуть. Чем я и занялась, как только услышала, как захлопнулась дверь и послышались удаляющиеся шаги. Вроде отделалась малым, по крайней мере, подосланной горничной не удалось нанести ущерба, который невозможно исправить.
Я вышла в коридор, стараясь ступать тихо и незаметно,
Леди Уиндхем отчитывала нерадивую прислугу, красную как рак. Та металась вокруг разъяренной женщины, еле успевая за потоком придирок. Увидев меня, леди Уиндхем на мгновение потеряла дар речи, а затем гневно приказала раздеть меня и все начать заново.
– И как можно скорее, - сорвалась она чуть ли не на визг.
– Мы опаздываем!
Спустя двадцать минут, я стояла перед зеркалом в идеально выглаженном платье (надо сказать, я со своей стороны помогла работе горничной с помощью алхимии), в корсете, затянутом столь туго, что дышала я мелко и часто, зато осиной талии могла позавидовать любая красавица, а грудь красиво вздымалась при каждом вздохе.
Замотанная горничная чуть ли не в обмороке опустилась на пол, не понимая на каком она свете, а я повернулась к леди Уиндхем и попросила ее помощи с последней деталью туалета.
***
Вчера ночью Мэй удалось заскочить ко мне на пару минут. Мы обнялись, а потом, при свете звезд, сидя на подоконнике, я призналась ей в том, что узнала от госпожи Веллсбери.
– Значит, я все-таки белошвейка, - зачарованно прошептала она. – Как я мечтала об этом! И мои работы ценятся?
– На вес золота! – заверила я Мэй. А через мгновение, смутившись, спросила. – Ты хотела бы вернуться в мастерскую?
– Нет, - отрезала она. – Я боюсь, Лисабель. Меня мучают кошмары, я просыпаюсь по ночам от вида крови и адской боли в голове. Не помню, кто это сделал, но страх… Страх настигает меня внезапно, как укус змеи, парализует и не дает дышать. Нет, я не готова вернуться.
– Мэй, ты можешь оставаться тут сколько захочешь. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.
Она благодарно и грустно улыбнулась, сжала мою ладонь и долго смотрела на звездное небо.
– Лисабель, мне кажется, я вспомнила нечто важное. Хочу тебе показать.
Мэй проворно соскочила с подоконника, бесшумно выскользнула из комнаты и вернулась с широкой плоской шкатулкой.
– Я хочу подарить это тебе, Лисабель. Ты передала для меня два фунта, еще до отъезда из дворца, благодаря им я смогла купить нити и бисер для кружева.
Щеки залила краска. Я вспомнила, как просила у принца Энтони деньги для подруги. Он безмолвно достал из кошелька ровно ту сумму, которую я огласила, но в его взгляде промелькнуло нечто, после которого мне захотелось зарыться в землю от стыда. Через два дня я сбежала от него с Бестерном, в том числе потому что зареклась что либо просить. Кстати, принц мне дал тогда пять фунтов. Не все они дошли до Мэй, кто-то по дороге остался в крупном выигрыше. Что-ж, этого стоило ожидать.
Мэй с благоговением открыла крышку шкатулки. На шелковой подкладке лежало черное кружево, расшитое россыпью
Трогать воздушные нити было боязно, я еле дышала, рассматривая красоту.
– Моя последняя работа, - твердо сказала Мэй. – На старом месте. Я точно помню, как нанизывала бусины, когда со мной случилось это.
Тонкие пальцы коснулись страшного шрама через глазницу.
– Я думала, что если сошью вновь то же кружево, ко мне вернется память, но этого не произошло. Лисабель, я дарю его тебе. Это моя лучшая работа. Пусть она принесет тебе удачу.
***
Леди Уиндхем помогла мне отпороть оборки на плечах лилового платья. Я специально проверила перед отъездом, что их можно снять, оставив плотно прилегающий лиф. Достала из шкатулки черное кружево работы Мэй и, рассмотрев на свету люстры, одобрительно кивнула. Бисер переливался лиловыми и синими всполохами как звезды на бархате ночи. Леди Уиндхем помогла просунуть руки в прозрачные рукава, застегнула на спине крохотные пуговки из черного жемчуга.
И раньше красивое платье, теперь смотрелось по-королевски. Паутинка черного кружева прикрывало руки и спину, плотно прилегало к талии, оставляя на виду глубокий вырез.
– Неплохо, - процедила леди Уиндхем.
В ее устах слово прозвучало величайшим комплиментом.
Лорд Бестерн постучался в комнату. Он тоже переоделся к торжеству и у меня на мгновение перехватило дыхание. Широкоплечую фигуру подчеркивал праздничный камзол, черный с серебряной вышивкой, длинные ноги в белых чулках до колена привлекали внимание, блестели начищенные ботинки с большой пряжкой. Видимо на свадьбу монархов было принято одеваться более старомодно, но мужу очень шло.
Он тоже замер напротив меня и долго рассматривал, не говоря ни слова, с выражением восторга в глазах. Я покрутилась, вметнув подолом, словно маленькая девочка, под неодобрительным покачиванием головы леди Уиндхем.
– Я даже боюсь до тебя дотронуться, - тихо сказал лорд Бестерн, только для моих ушей. – Такая красота не может быть настоящей.
Я опустила голову, пряча улыбку от уха до уха.
– Ты тоже очень красив сегодня, впрочем, как и всегда.
– Знаешь, я в первый раз услышал от тебя комплимент, - шепнул он мне на ухо, опаляя открытую шею горячим дыханием.
– И это чертовски приятно.
– Мой лорд, - шутливо ударила его веером по предплечью. – Как я могу выучить хорошие манеры, если вы чертыхаетесь?
– Моя возлюбленная жена, как я могу устоять перед вами, если вы позволяете мне быть собой?
Леди Уиндхем задумчиво наблюдала за нами со стороны. Кажется, интимная сценка приветствия между супругами привела ее в некое замешательство. Всю жизнь она наставляла юных леди в науке этикета, чтобы найти партию получше. И вот, самый завидный бывший холостяк Агнессии заявляет своей жене (а леди Уиндхем отличалась острым слухом и, без сомнений, все слышала), что его привлекает в ней именно самобытность, которую компаньонка старательно старалась из меня выбить всю прошедшую неделю.