Украденная жизнь
Шрифт:
Когда я все-таки решилась на сеанс, я поняла, что действительно хочу с кем-то поговорить. Я настроилась на одну волну с психологом, женщиной с простым характером и земной натурой. Ни она, ни ее коллега не относились ко мне как к особенному индивидууму или пострадавшей личности. Я не была центром для группы, и меня никак не выделяли.
Я по-настоящему жаждала стабильности — не только для себя, но и для девочек. Мне нужно было определиться, где жить. Даже невзирая на щедрые пожертвования, которые мы получали от незнакомых людей, у нас не было денег не только купить, но и арендовать дом. Вмешался национальный центр по поддержке пропавших и эксплуатируемых детей. Нам подобрали дом в уединенной части города. Это была прекрасная старая белая ферма. Она стояла
Тогда же я получила предложение о продаже фотографий в журнал People. Сначала я настороженно отнеслась к этому. Я хотела надежности, а средства массовой информации представляли постоянную угрозу. Меня предупредили, что, если я не соглашусь сфотографироваться, они изыщут возможность сделать это без моего ведома. Я была, с одной стороны, свободной, а с другой — зависимой. Я чувствовала себя так, словно в голове установлена бомба с часовым механизмом, готовая взорваться. Мне хотелось столько всего делать вместе с девочками, но я не могла. Журналисты охотились за фотографией и не собирались отступать. После многих бессонных ночей я дала согласие журналу People. Я разрешила им сделать одну фотографию и пообещала одно заявление для прессы.
Накануне съемок я опять испугалась. Я поговорила с адвокатом, и он сказал, что теперь уже поздно отступать. Если я откажусь, мое имя смешают с грязью в прессе. Короче, от фотосессии не отвертеться. Теперь я понимаю, что просто могла не показываться. И все же я хотела, чтобы меня увидели. Я хотела, чтобы все знали, что я счастлива и благодарна за поддержку.
День съемок промчался в один миг. Фотограф изо всех сил пытался заставить нас с мамой улыбнуться. Мне не очень нравилось, как велась вся эта съемка. В одном из эпизодов мы оказались в загоне для скота с двумя лошадьми, Велкро и Фризей. Фризя, гнедая кобыла ганноверской породы, все время оттесняла меня на задний план, вставая между мной и фотографом. На одном снимке запечатлено, как я подныриваю под лошадь, чтобы меня стало видно.
Затем, совершенно внезапно, меня спросили, не соглашусь ли я сняться с дочерями. Я ответила, что это не входит в контракт. Но, чтобы не распространялись слухи, будто я прячу детей, мы сделали один снимок, стоя спинами к камере.
День получился странным, и я была рада его финалу. Когда журнал напечатали, я получила одобрение от всех друзей, и в результате осталась довольна, что согласилась на съемку. Теперь я наняла агента по связям с общественностью и держусь в сторонке от любопытствующих глаз прессы.
Специалист по воссоединению семей стала моим личным врачом, а мое излечение — непрерывным трудоемким процессом. В тот день, когда я пришла домой к Ребекке, чтобы познакомиться с ее лошадьми, я и попала на крючок.
Одним из первых заданий, которое нам было дано — причесать Велкро и Фризю. Но сначала их следовало поймать. Ребекка дала поводья и отправила в загон, чтобы мы их взнуздали. Мои дочери близки к природе, вскоре уздечка была надета на Велкро, и они уже возвращались к дому, а я и приблизиться не могла к Фризе, которая, очевидно, решила в этот день не даваться в руки представителям рода человеческого. Чем быстрее я двигалась к ней, тем быстрее она отступала. Я изменила тактику, сделав вид, что она меня совершенно не интересует. Это привлекло ее внимание, и скоро она ко мне подошла. Я чувствовала себя настоящей победительницей. Сердце замерло в груди, когда она подтолкнула носом мою ладонь. Я подумала: «Вот он, мой шанс». Повернулась к ней, погладила длинную атласную морду и поднесла недоуздок к тому месту, где, по моему мнению, ему следовало быть. Я раньше никогда не взнуздывала лошадей. Оказалось, мне чуть не хватает росточку. Стоя на цыпочках, я была уже на волосок от успеха, но не могла правильно надеть узду.
Подошла Ребекка и спросила, как идут дела. Сначала я не
Этот день принес новые знания о себе и моих представлениях о мире. Во время заточения я ни дня не представляла вне привычной обстановки и рутинных, повторяющихся занятий. Я никогда не думала о помощи. Интересно, почему? Иногда бывает трудно понять саму себя.
Случай на одном из занятий объяснил многое. На манеже я выстроила из бревен загон. Задачей было заставить лошадь зайти в загон без понуканий и использования рук. Сначала Велкро упиралась, и для меня это было метафорой моего нежелания возвращаться на «задний двор». Я час пыталась выполнить это задание, а потом решила, что больше не хочу заставлять лошадь, и объявила доктору, что довольна результатами упражнения. Мы с ней вернулись в кабинет и обсудили, что это упражнение значило для меня. Уходя, я увидела Велкро, нежащуюся на солнышке прямо посреди загона! Когда мы обсуждали результаты упражнения, я объяснила Ребекке, насколько все казалось проще и прямолинейнее на «заднем дворе». При принятии решений я испытывала груз ответственности и совершенно не была приучена к сложностям жизни. Я не хотела возвращения назад, но реальность на «заднем дворе» была менее сложной для меня во многих отношениях. И мне нужно было привыкать к новым реалиям.
Во время другого сеанса Ребекка принесла большой мячик и объявила, что у нас сегодня день игр. Она велела взять мячик и играть с лошадьми. Итак, с большим мячом пурпурного цвета, зажатым в вытянутых руках, я вошла в манеж и пыталась вовлечь одну из лошадей в игру. Я провела битый час, катая к Велкро мяч, но она никак не реагировала. Мяч отскакивал от ее ног и возвращался ко мне. «Игра» явно была односторонней. Но потом черный лабрадор Ребекки, Скай, примчалась в манеж, подхватила мяч и начала носом толкать его в мою сторону. Я подумала, что такая игра гораздо интереснее, чем с лошадью, и приняла подачу. Скоро у нас завязалась настоящая игра — я пасовала, а собака возвращала мне пасс. И тут Фризя медленно двинулась в нашу сторону. Сначала она не казалась слишком заинтересованной, но потом вовлеклась в забаву и уже сама подталкивала мяч к Скай. Было удивительно наблюдать игру с мячом лошади и собаки. Я сначала чувствовала себя неловко, а когда увлеклась, вдруг осознала, насколько важно бывает просто радоваться жизни и наслаждаться счастливыми моментами незамысловатой игры.
Лошади преподали еще один урок. Ребекка предложила упражнение, иллюстрирующее ситуацию, в которой мы оказались. Мои дочери хотели перестать прятаться и жить нормальной жизнью. Но они не представляли, насколько безжалостны средства массовой информации.
Упражнение началось с того, что каждый из нас получил по ведерку. Ребекка предупредила: лошади привыкли, что в таких ведерках им приносят овес, и поэтому они по привычке тянутся к ним, вне зависимости от того, есть в них что-то или нет. Этим они напоминают журналистов. Если они думают, что у тебя есть интересная информация или сюжет, то преследуют, невзирая на то, готов ли ты с ними ею поделиться и есть ли эта информация/овес вообще.
Итак, мы вошли в манеж с яркими желтыми ведерками. Впереди мама с сестрой, потом — девочки и в конце я. Я шла неохотно, поскольку Ребекка предупредила, что насыплет зерна только в мое ведерко. Меня совсем не радовало быть обладательницей овса/информации. Я хотела передать ведерко кому-нибудь, но кому? Я не могла нагрузить этой ношей членов семьи.
Сначала я пряталась за сестрой, и меня не трогали. Я сочла, что это верно отражает ситуацию, так как меня обычно не замечают. Затем сестра отступила в сторону. Лошади заметили мое ведерко, и началось безумие. Они узнали, где информация/зерно. Они наступали на меня, как будто никогда не видели овса, и момент олицетворял слепой напор СМИ.