Украденное счастье. Цветок на камне
Шрифт:
Вардан нашел возможность увидеться с Асмик, когда земля только оделась тонким, быстро тающим покровом снега, таким же призрачным и прозрачным, как облака, что окутывали вершины гор.
Он взял ее лицо в ладони и произнес со всей горечью и нежностью, что скопились в его душе за минувшие дни:
— Почему ты мне не сказала?
Она казалась удивленной.
— Зачем?
— Разве не я явился причиной твоих страданий? Разве это не мой ребенок?!
Асмик едва заметно усмехнулась, чем напомнила ему Сусанну.
— Почему ты не говоришь, что именно я во всем виновата?
Вардан
— Потому что это не так.
Девушка отрешенно смотрела вдаль. Внезапно Вардану стало страшно. Каково ей жить, презираемой всеми, лишенной надежды на будущее!
— Я никогда тебя не оставлю.
— У тебя уже есть жена и ребенок.
— Я всегда хотел, чтобы моей женой была ты. И ты это знаешь.
Асмик не ответила, и тогда Вардан промолвил, снедаемый ревностью и досадой:
— Неужели ты все еще помнишь того человека и жалеешь о нем? Ведь он мусульманин, для которого женщина — просто удобная вещь, существо без души!
— Я о нем не думаю, — промолвила девушка, но по ее тону и взгляду Вардан понял, что она лжет.
Он украл у нее возможность встретиться с арабом, подменил ту «неправильную» и неправедную, но настоящую жизнь, какую она втайне желала изведать, другой, призрачной, той, о которой мечтал он сам. И, кажется, сделал только хуже. Она будет вынуждена остаться здесь и жить, ненавидимая и презираемая всеми, и ее дети — в том числе и его ребенок! — никогда не обретут законное имя.
— Прости меня! — искренне произнес он.
— За что?
— За мою любовь к тебе!
— Любовь, Вардан, — задумчиво промолвила Асмик, — то единственное на свете, что не требует ни прощения, ни раскаяния.
Глава 2
Исфахан был красив и полон чудес, но за те годы, что Камрану довелось в нем провести, город так и не стал для него своим, может быть, оттого что стоял в окружении гор, которые напоминали ему о том, что он живет на чужбине. А еще — из-за безраздельного чувства утраты, что по сей день терзала его душу.
Об этой боли знал только один человек; то был его приятель, молодой хаким [17] Фарид ибн Али, подобно многим соотечественникам отправившийся в Персию на поиски счастья.
— Ничто не вечно — ни чувства, ни молодость, Камран, — говорил Фарид, стараясь утешить приятеля. — Рано или поздно твою бы любовь поглотило и стерло время.
Они сидели на каменной террасе дома, в котором жил Камран; солнечный свет играл, взбираясь по стенам, тускло мерцал под потолком. Молодой человек долго не шевелился и не отвечал; он сидел, прижав кулаки к подбородку, и смотрел в одну точку. Наконец промолвил:
17
Хаким — врач.
— Прошло восемь лет, но я не могу ее забыть.
— Это всего лишь женщина, к тому же не мусульманка, — испытывая неловкость, произнес Фарид.
— Мне кажется, истинное чувство не знает ни веры, ни происхождения, ни других преград. В нашем случае это было именно так. Она нарушила все, что могла нарушить, и со мной произошло то
— И все-таки она сбежала от тебя, — осторожно напомнил приятель.
— Она испугалась за мать. За свою веру и душу. Да, христианки подчиняются мужчинам, но не так, как наши женщины. Они другие, они пропитаны гордостью, словно факел — смолой. Жизнь на чужбине, среди людей иной веры требует от них неженского мужества и стойкости.
— Она была такой?
По телу Камрана пробежала судорожная дрожь. Прежде его глаза были черны как уголь, но теперь в них зажегся живой, горячий свет, свет счастливых воспоминаний, неугасимой любви.
— Жасмин была похожа на огонь, вспыхнувший в безбрежном мраке, на травинку среди пустыни. Она напоминала хрупкий белый цветок. — И тихо добавил: — Мне бесконечно жаль, что я его сломал. Я думал, мы будем счастливы.
— Разве ты поспешил бы овладеть этой девушкой, если б она была нашей веры?
— Не знаю. — Взгляд Камрана был полон муки. — В такие минуты не думаешь о вере, о будущем, вообще ни о чем, кроме… любви. Это как помрачение рассудка, как болезнь…
Фарид пожал плечами. При всем желании он не мог найти лекарство от недуга, которым страдал приятель.
— Быть может, тебе нужно вернуться в Багдад?
Камран замер. О, Багдад, мудрый покой Востока, с его властной роскошью, пронзительной нищетой и кричащей суетой! Запах кофе, дымок кальяна, тревожащий душу ветер пустыни, узоры ковров и тонкогорлых медных кувшинов, многотысячная, похожая на яркую мозаику толпа на рыночной площади — ароматы и видения прошлой жизни.
Спустя мгновение его мысли вернулись к Асмик.
— Я остаюсь в Исфахане именно потому, что только здесь я чувствую себя связанным с ней невидимой тоненькой ниточкой. Если я уеду из Персии, эта связь окончательно оборвется.
— Ты искал ее?
— Повсюду. И напрасно. Иногда я думаю, жива ли она…
— Почему она уехала из того селения?
— Мир Жасмин рухнул, и она не знала, в ком и в чем искать опору. Она бросилась в пучину любви, потому что увидела в ней тот свет, который потеряла. А потом испугалась и решила вернуться к матери, а та покончила с собой. Тогда Жасмин меня возненавидела. Наверное, ей казалось, что, уговаривая ее бежать, я думал только о себе. Должно быть, она думала, что я не способен пойти ради любви на такие жертвы, какие осмелилась принести она.
— Прости, — Фарид дотронулся до его руки, — но то, о чем ты говоришь, противоречит нашему воспитанию и обычаям! Нельзя становиться рабом своих чувств, тем более чувств к женщине. Да, мы знаем им цену, воспеваем их красоту, наслаждаемся их ласками, но они никогда не станут равными нам.
— Мой отец тоже так считал. Я видел это по его отношению к моей матери и к другим женам. А мне всегда казалось, что существует много других способов возвыситься, не унижая тех, кто слабее. Когда однажды мой отец стал таскать мать за волосы и пинать ее, я вцепился в его руку, закричал и заплакал. Тогда он ударил меня по лицу и сказал, что я не мужчина, если веду себя подобным образом. Вспоминая об этом, я думаю: когда человек не может справиться со своим сердцем, это не преступление. Гораздо хуже, когда сердца просто нет.