Украденное счастье. Цветок на камне
Шрифт:
— Не в моей власти изменить то, что свершилось. Я могу лишь смириться, а еще — помолиться о том, чтобы Аллах дал тебе ясное понимание и чистый разум, а также возможность отличать сомнительное от достоверного, подлинное от поддельного, — суховато произнес Тарик.
Он позвал Уарду. Встреча женщин была бурной. Уарда увлекла Эсму и Джалилу на женскую половину дома и там засыпала вопросами.
— Если ты счастлива, пусть будет так, как будет, — сказала она и призналась: — Все эти годы Тарик не находил себе места. Он каждый месяц ждал твоих писем, а их все не было. Я знала, что его ничто не радует. Он
— Его казнили, — заметила Эсма.
Уарда покачала головой.
— Аллах справедлив. На все его воля.
— Я никому не желаю зла, — сказала Эсма. — Я хочу, чтобы мрак рассеялся. Я желаю покоя.
— Ты уверена, что этот мужчина даст тебе то, что ты хочешь?
— Он обещал.
— Вы поживете у нас? — спросила Уарда.
— Да. Пока не подыщем себе жилье.
Уарда рассказала дочери о жизни в Басре. Тарик нашел место катиба у местного кади. Доход не такой, как в Багдаде, но им хватает. Уарде и Тарику удалось отыскать родственников, которых они покинули много лет назад, и теперь у них очень большая семья. Их старший сын Ансар женился, он тоже служит катибом; другие братья Эсмы завершают образование. У Хатема и Гайды свой дом; недавно вторая жена Хатема родила мальчика. Женщины неплохо ладят между собой.
Уарда взяла Джалилу за руку и повела ее осматривать дом и сад, а Эсма вернулась к отцу и мужу. Она застала их мирно беседующими, и у нее отлегло от сердца. Однако, улучив момент, когда они с дочерью остались одни, Тарик сказал:
— Я не знаю, как помочь Таиру. Я не могу взять его к себе в помощники, потому что он не знает грамоты. И мне трудно заставить себя давать рекомендации человеку, который больше двадцати лет обчищал кошельки правоверных! Вместе с тем я не могу допустить, чтобы вы голодали.
Эсма склонила голову.
— Я понимаю, отец, но мне кажется, Таир сдержит данное мне слово. Это послужит залогом наших отношений.
— Да, только если его руки не окажутся сильнее его сердца.
На женской половине Уарда шепнула Эсме:
— У моего старшего брата есть ювелирная лавка. Ему неизвестно о прошлом Таира. Я замолвлю словечко за твоего мужа.
Через несколько дней состоялся семейный совет, на котором, кроме отца и Хатема, присутствовали родственники Тарика и Уарды, прежде не знакомые с Эсмой. Таир никогда не держал ответ перед таким количеством людей. Собственно, он вообще не привык держать ответ перед кем бы то ни было. Это были образованные, уважаемые люди, которые побрезговали бы даже плюнуть в его сторону, если б узнали, кто он такой. Всего лишь месяц назад Таир был «халифом ночи» и принимал поклонение своих подданных. Он не мог и подумать, что когда-то придется ломать голову над тем, как заработать на кусок хлеба, хотя ему следовало бы знать, что и величие, и низость имеют разные стороны и одно может превращаться в другое так же легко, как солнце сменяет луну.
Тарик держался спокойно. Время от времени он поглаживал бороду — только это движение выдавало его волнение. Муж сестры Эсмы, Хатем, смотрел презрительно и злобно, но не потому, что знал, кто такой Таир, а оттого, что плохо относился к Эсме. Другие мужчины,
В те времена в халифате немногие знали грамоту; даже знатные люди, случалось, не умели читать и писать. Важно было уметь хорошо изъясняться, сохранять достоинство и гордость.
— Так ты разбираешься в драгоценностях? — спросил брат Уарды, Зияд аль-Гафар.
— Немного. Главное в камнях — это яркость и чистота, как в человеческой душе; а еще надо уметь чувствовать их тепло и холод, гладкость и шероховатость. Понимать их язык.
В глазах Зияда промелькнул интерес.
— Ты никогда не занимался ювелирным искусством?
— Нет, но хотел бы попробовать. Я… я продавал украшения.
— Почему ты решил уехать из Багдада?
— Эсма мечтала быть поближе к своим родственникам. Прежде мне не хотелось бросать работу, но потом я подумал, что, наверное, родные жены помогут мне устроиться и освоиться на новом месте.
Зияд благосклонно кивнул и продолжил расспрашивать. Отвечая, Таир заметил, что отец Эсмы расслабился; его лицо просветлело, а на губах появилась улыбка.
На самом деле сейчас Таира не волновали цена и блеск камней. Он думал о глазах Эсмы, о том, чтобы в них наконец вспыхнула былая любовь. Это стоило любых испытаний и жертв.
Зияд повернулся к Тарику:
— Я готов взять твоего зятя к себе. Поначалу жалованье будет небольшим, но если он хорошо покажет себя, то сможет рассчитывать на прибавку.
— Благодарю тебя, — сдержанно произнес Тарик и обратился к Таиру: — Мы принимаем тебя в семью.
Таир понимал, отец Эсмы делает это из великой любви к своей дочери. В конце концов, любовь — единственное, что объединяет людей, что способно разрушить самые немыслимые преграды. А иногда даже заставить рисковать своей репутацией и именем.
Тарик одолжил зятю и дочери денег, чтобы они могли снять жилье, и обещал устроить Амаля в школу при мечети. Эсма побывала в гостях у Гайды и познакомила ее с Джалилой. Сестры проговорили несколько часов и расстались, окрыленные встречей.
Утром Таир проснулся в доме, который отныне мог считать своим. Эсмы не было рядом, она по-прежнему спала с Джалилой, но мужчина надеялся, что вскоре она вернется в его объятия. Сегодня ему предстояло явиться в лавку Зияда. То было начало его новой жизни, новых радостей и испытаний.
Таир не привык молиться, но ему пришлось сделать это вместе с женой и детьми. Эсма приготовила завтрак. Она вела себя сдержанно, однако в каждом движении женщины ощущались забота и нежность. Эсма проводила мужа до ворот.
— Пусть тебя ведет рука Аллаха, — сказала она. — Пусть удача не будет изменчивой, как песок в пустыне, пусть твой путь озаряет истина, такая же яркая, как солнце.
Джалила вертелась рядом. Детское сердце быстро забывает невзгоды и привыкает к переменам; девочка уже не стеснялась отца и запросто разговаривала с братом.
Таир посмотрел в глаза Эсмы долгим взглядом и отправился на рынок. Он шел по солнечным улицам и думал о том, что утро пахнет по-особому, имеет свой собственный цвет и сулит не то, что может сулить вечер. В нем нет загадки и тайны, лишь обещание яркого, ликующего дня.