Украденное счастье. Цветок на камне
Шрифт:
Однажды ночью Эсме понадобилось выйти в сад. Ночь была теплой, даже душной, и ей захотелось побыть на воздухе. Над головой простиралось темное полотно неба, по которому были рассыпаны несметные сокровища звезд. А посреди этого богатства сиял яркий, немигающий глаз луны.
Эсма собиралась вернуться в комнату, где спала Джалила, как вдруг услышала странные звуки. Она прислушалась, потом обошла дом. Звуки доносились из помещения, которое занимала Руфина. Это напомнило Эсме детство, когда она впервые случайно услышала, как мать и отец занимаются любовью.
Щеки
Молодая женщина не подала виду и держалась, как обычно, хотя в ее сердце нарастала тревога. Возможно, хозяйка дома просто очень добра, хотя с некоторых пор Эсма не верила в бескорыстие людей.
Она оказалась права. Через несколько дней Надира позвала Эсму в свою комнату, усадила ее и заявила:
— Пора рассказать тебе правду. Надеюсь, за эти дни ты поняла, что в моем доме тебе не причинят вреда. Я скажу все как есть, а ты решай, подходит тебе это или нет. Сюда приходят мужчины, приходят, чтобы встречаться с молодыми женщинами, которые у меня живут. Они платят за это деньги.
Эсма вздрогнула и опустила глаза.
— С Руфиной?
Увидев, что Эсма не удивлена и не испугана, старуха тонко усмехнулась и ответила:
— Прежде было еще две. Одну взял в наложницы богатый купец, а вторая… вторая просто ушла. Руфина — несчастная девушка; родители продали ее жестокому человеку, который издевался над ней. Она была вынуждена сбежать. Я подобрала ее на улице, как и тебя. Здесь ей хорошо. Мужчины приходят к ней не каждую ночь; всего лишь два или три раза в неделю. Это уважаемые люди, которые имеют возможность позволить себе… некоторое разнообразие. Поверь, они вполне достойно относятся к женщинам.
— Ты живешь сама по себе? — спросила Эсма.
Старуха насторожилась. Ее сбивала с толку деловитость молодой женщины.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты кому-нибудь платишь?
— Никто из нас не живет сам по себе, — все так же уклончиво ответила Надира. — Все мы нуждаемся в защите. Но тебе не следует об этом думать. Ты будешь хорошо устроена; гораздо лучше, чем любая замужняя женщина. Тебе не придется заниматься тяжелой работой, терпеть придирки мужа. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Если ты забеременеешь, я помогу тебе избавиться от ребенка. — И, окинув ее проницательным взглядом, добавила: — Думаю, тебе прекрасно известно, что такое судьба. Возражать бесполезно, убежать невозможно, бороться — глупо.
— Ты знакома с человеком по имени Таир? — спросила Эсма и внимательно посмотрела на Надиру.
Опять едва заметная растерянность, тень на лице, острые искры в глазах.
— Никогда о таком не слышала, — равнодушно промолвила Надира, и Эсме показалось, что она лжет.
— А если я откажусь?
— Пойдешь на улицу, — не моргнув глазом, ответила Надира.
— Ты позволишь мне подумать? — спросила Эсма, желая выиграть время. На самом деле
Старуха изобразила улыбку.
— Конечно. Три дня. Надеюсь, этого будет достаточно?
На протяжении этих дней Эсма силилась поговорить с Руфиной. Она давно поняла, что Надира не желает, чтобы они сближались, потому проникла в комнату молодой женщины, когда старуха ушла за покупками и та была одна.
Руфина сидела, опустив глаза.
— Чего ты хочешь? — тихо спросила она.
— Я знаю правду. Надира мне все рассказала.
— Тогда ты можешь выбирать.
— Тебе прекрасно известно, что у меня нет выбора.
Руфина взмахнула ресницами.
— В таком случае о чем мы говорим?
— О том, чего не удалось избежать тебе и, возможно, удастся миновать мне. Ты слышала о человеке, которого зовут Таир?
— Нет.
Эсма недоверчиво прищурилась.
— Он сюда не приходил?
— Я не спрашиваю имен тех, кто делит со мной ложе, — сказала Руфина. — Моя работа заключается не в этом.
Ее задумчивость смахивала на отупение, а неразговорчивость — на покорность. Эсма оставила расспросы. Она решила переночевать в доме Надиры, а наутро отправиться куда глаза глядят.
На самом деле она не могла уснуть. На подушку капали холодные слезы; Эсма удивлялась, почему они не застывают, словно льдинки. Возможно, она ошиблась, приняв стоны Руфины за стоны наслаждения. Стонать можно от безысходности, печали и боли. Скорее, именно так все и было.
Эсма стиснула зубы. Ее дочь не будет дочерью продажной женщины, ибо бесчестье порождает бесчестье, а несчастье — горе.
Утром она разбудила Джалилу, тихо выскользнула из комнаты и вышла за ворота.
— Почему мы уходим? — спросила девочка. Ей понравилось жить у Надиры.
— Это не тот дом, в котором можно оставаться, — сказала Эсма.
— Почему? Разве в нем плохо?
Женщина вздохнула.
— К сожалению, не все бывает таким, каким кажется.
— Куда же мы пойдем? — поинтересовалась Джалила, и Эсма честно ответила:
— Не знаю.
Ей не хотелось идти на рынок, а бродить по улицам было бессмысленно. Молодая женщина направилась к реке. Хотя жизнь Эсмы нельзя было назвать легкой, прежде ей не казалось, что за фасадом каждого дома притаилось горе. Теперь же ей чудилось, будто паутина обмана, продажности и воровства опутала город; Эсме казалось, что преступность, подобно сорной траве, пустила глубокие корни и глушила ростки справедливости и добра.
Возле реки было почти так же жарко, как в центре города; ни малейшего дуновения ветерка: казалось, ветви деревьев застыли, а их листва покрылась золотой пылью. Эсма и Джалила провели здесь весь день; молодая женщина накормила дочь лепешками, которые взяла у Надиры, но сама ничего не ела.
Наступил вечер; к пристани возвращались запоздалые лодки. На обнаженных руках гребцов перекатывались мускулы; до Эсмы доносились возгласы, ругань, смех. Со стороны гавани долетал гул человеческих голосов. Скоро все стихнет; на смену кричащему дню придет молчаливая ночь.