Украденное счастье
Шрифт:
— Подожди немножко, сейчас я тебе дам чего-нибудь.
Бипин получил от матери сладкий пирог. Промода при этом строго наказала ему:
— Сядь здесь и ешь, и пока не съешь, из дома не выходи!
Но разве Бипин послушается? Как только досталось ему сладкое, он сразу выбежал из комнаты и позвал Гопала. Тот, увидев, что Бипин ест что-то вкусное, попросил:
— Дада, дай и мне немножко.
— Не могу, ма заругается.
— Почему? Ведь моя мама ничего не говорит, когда я делюсь с тобой.
— Нет, сейчас, брат, не могу. Стану большим, тогда и дам!
— А я разве всегда буду маленьким? Когда вырасту, мне ничего не нужно будет от тебя.
Оба они
— Бипин, что ты делаешь? Я ведь все вижу, сейчас матери скажу!
— А что ты скажешь? Ведь я никому ничего не дал!
И он отправил этот кусок в рот. Обиженный Гопал вернулся к матери. В это время из лавки пришла Шема и дала ему шондеш [22] . Гопал обрадовался и с набитым ртом побежал догонять Бипина.
22
Шондеш — сладкий пирог.
После купанья вернулся Бидхубхушон; скоро пришел со службы и Шошибхушон. Он был такой усталый, что Бидху решил не говорить с ним сразу, а выбрать более удобное время.
Шошибхушон выкупался. Приготовив кушанье, Тхакрундиди позвала его. Раньше, когда подходило время еды, Шошибхушон обычно приглашал Бидху, но сегодня он ел один в мрачном молчании. Покончив с едой, он начал уже раскуривать трубку, когда в комнату вошел Бидху. Он ждал, что дада первый заговорит, и поэтому некоторое время сидел молча. Но дада оставался безмолвным. Тогда Бидхубхушон начал:
— Дада, правда ли, что вы нас приказали отделить?
— Правда. Если продолжать жить вместе, не прекратятся ссоры и раздоры. Чтобы положить конец этому, я велел вас отделить.
— А хорошо ли ты разобрался, по чьей вине происходят эти ссоры?
— Если бы не знал, разве приказал бы отделить вас?
— Хотел бы я знать, что тебе известно?
— Пожалуйста, я скажу, если желаешь. Вчера приезжал сюда торговец. Промода заняла у Тхакрундиди две пайсы и купила Бипину и Камини по флейте, а младшая невестка потребовала: «Диди, одолжи пайсу, я тебе заплачу проценты». Хорошо ли она поступила? Я тебя спрашиваю?
— Сначала лучше…
— Молчи! Прежде выслушай меня до конца, а потом скажешь, что хотел! Промода не могла одолжить пайсы, у нее не было денег, но она не сказала об этом, а спросила: «Какие могут быть проценты на одну пайсу?». А та ответила ей: «Сама знаешь, ты ведь занимаешься ростовщичеством!». Я одно скажу, и это относится к вам обоим: разве может брать в долг тот, кто из отцовского дома не принес ни пайсы?
Если у Бидхубхушона в начале встречи была еще надежда, что все уладится, то к концу речи Шошибхушона эта надежда исчезла.
— Что ты сказал, то — правда: никто не принес ни одной пайсы из отцовского дома. Но ты неправильно осведомлен, не так было дело. — И он рассказал все, как слышал от Шоролы. — Вот как все происходило, — добавил он.
— А где доказательства? — спросил Шошибхушон.
— Какие еще могут быть доказательства? Ведь это не судебный процесс: все, кто там был, могут подтвердить!
— Тхакрундиди была там. Я от нее самой все слышал. Вот и получается, что ты говоришь неправду.
— Кто сказал, что я говорю неправду?
— Тхакрундиди. Если не поверишь моим словам, она недалеко, на кухне, можешь спросить ее сам.
— Мне незачем спрашивать. Раз уж сама Тхакрундиди так сказала, разве может это быть ложью? — усмехнулся Бидху.
С этими словами он поднялся и направился к двери. Но прежде чем дошел до двери, Шошибхушон окликнул его:
— С сегодняшнего дня будете питаться отдельно. Завтра я передам вам кухню, а для раздела имущества Нужно позвать людей.
— Зачем звать людей? Я не буду с тобой ссориться. Ты ведь все знаешь. Что дашь, то и возьму.
И Бидхубхушон ушел прочь.
До сих пор Промода молчала. Но едва ушел Бидхубхушон, заговорила:
— Посмотрите-ка, какая гордость! Нет, чтобы подчиниться, так еще наговорил невесть чего!
Шошибхушон ответил:
— Ненадолго хватит его гордости, быстро она испарится.
И он улегся спать.
ВСЕ НА СВЕТЕ ПЕРЕМЕНЧИВО
Тот, кому довелось восемнадцатого числа месяца поуш [23] проходить по дороге из Кришноногора в Калькутту, мог заметить усталого путника, присевшего отдохнуть под деревом вблизи небольшого пруда. Издали путник казался пожилым человеком, лет сорока, но стоило подойти к нему, и легко было убедиться, что он на десять-двенадцать лет моложе. Правда, на голове его уже заметна была седина, однако не старость явилась ее причиной. При первом же взгляде на задумчивое и изможденное лицо путника каждый догадывался, что преждевременно состарили его заботы. И одет он был неказисто. Стоптанные сандалии на покрытых пылью ногах, грязное дхоти [24] да заплатанная куртка — вот и вся его одежда. Куртка когда-то была мягкой и красивой, но от времени и невзгод ворс уже стерся. Поверх куртки на плечи был наброшен втрое сложенный шарф из грубой ткани. На правом боку висела пустая трубка. Рядом с путником на земле валялась коробочка для табака и лежал дорожный бамбуковый посох.
23
Поуш — девятый месяц индийского календаря (с середины декабря до середины января).
24
Дхоти — мужская одежда, состоящая из куска грубого полотна, который обертывают вокруг бедер.
Да, все на свете переменчиво! Раньше Бидхубхушону и во сне бы не привиделось, что когда-нибудь окажется он в таком положении. Читатели! Нужно ли говорить, что под деревом сидел не кто иной, как наш давнишний знакомый, Бидхубхушон! Но если бы вы видели, каким он был раньше, вы бы ни за что не признали его сейчас.
Нет у него теперь прежней одежды, нет в нем живости и жизнерадостности, нет и знакомой улыбки на лице — ничего не осталось от прежнего Бидху… Но не отворачивайтесь от него с презрением. Немногие, попав в столь бедственное положение, смогли бы сохранить то, что удалось сберечь Бидху, — чистоту души. Никакая грязь не пристала к его доброму сердцу…
Сидя под деревом, Бидху размышлял: «Куда же идти? С кем поделиться горем? Да если и расскажу кому, разве мне поверят?».
После раздела имущества Бидху несколько дней жил не нуждаясь. Но когда в лавке перестали давать в долг, пришлось ему занимать у друзей. Скоро иссяк и этот источник. Тогда начали продавать вещи: сегодня — посуду, завтра — драгоценности, послезавтра — одежду. Наконец, пришлось есть только один раз в день. А в семье четверо: он, Бидху, затем Гопал, Шорола, Шема. Шема после раздела ушла в их семью. Она согласилась остаться с ними, хотя и знала, что ждет ее здесь полуголодная жизнь.