Украденные мощи. Афонскиерассказы
Шрифт:
Я был сильно разочарован таким ответом и даже, честно говоря, принял нечистые помыслы против старца — уж не в прелести ли он? Неужели он не прозрел, как в моем сердце горит любовь к монашеской жизни? Хм? Очень странно! Взяв у старца благословение, я вышел из келий, а Африкан остался еще посоветоваться.
— Ну, и как мне сейчас поступать? — спросил я своего гида, который улыбался и, по всей видимости, был доволен своим посещением.
— Как-как, езжай домой, к жене и ребенку, старец же тебе все сказал, — Африкан положил мне руку на плечо. — Пойдем в магазин, возьмем пирожков…
— Подожди-подожди, так что, мне нельзя в монахи?
— Можно, чудак! Вырастишь детей и приезжай обратно, а я к тому времени, даст Бог, стану в Пантелеймоне
Мы пошли ночевать в Андреевский скит, где нас очень гостеприимно приняли, — Африкан сказал, что при новом настоятеле здесь стали поселять всех без исключения, не спрашивая, есть ли у паломников димотирион [10] . Братья в скиту молодые и работают по десять часов каждый день, даже в дни, помеченные в календаре как бдение.
9
Управитель имуществом в монастыре.
10
Разрешение на пребывание на Афоне.
— Монашеская жизнь достаточно трудна, отец, — Африкан высокомерно посмотрел на меня, — так что подожди пока, поживи в миру.
Мы послушали вечерню и пошли на трапезу. Постепенно я смирился и решил принять слова старца как волю Божью.
После трапезы мы, сытые и уже довольные, двинулись на повечерие. Мы вошли в большой храм и, благоговейно крестясь, стали прикладываться к иконам. Я думал, как мне позвонить жене и примириться с ней, не теряя собственного достоинства. Улыбаясь, я вспомнил того монаха, что читал на кухне акафист Матронушке, и спросил отца Африкана:
— Неужели на Афоне никогда не было ни одной женщины?
— Что? Посмотри сюда! — дьякон с негодованием указал мне на русскую большую икону Владимирскую. — На Афоне всегда была и будет только одна женщина — Матерь Божья!
Начиналось повечерие, где, как всегда, читался параклис [11] , и мое сердце пело вместе со псалтосом: Иперагия Феотоке, сосон имас — Пресвятая Богородице, спаси нас.
Солнце садилось за Афон, лаская лучами верхушки кипарисов, и моя душа, впервые за долгое время, обрела покой.
11
Молебное пение.
Туман над Афоном
Логово дикого зверя и жилище монаха Сергия обладали рядом схожих черт. Первое сходство — удаление от других келий, другое — необжитость, третье — хозяин, подобно зверю, всегда убегал, если к нему приходили посетители. Его дикость имела своим истоком не человеконенавистничество, но великую любовь к Богу и всему живому. Подобно Арсению Великому, которого отец Сергий имел примером для подражания, афонский монах бегал людей. Его затвор, изолируя сознание от внешнего мира, открывал ему внутренний, о котором говорил Господь: «Царство Божие внутрь вас есть». Чем меньше было пространство его обитания, тем больше все существующее наполнялось духовным, необычайно богатым содержанием. Бывало, любовь Божия била ключом прямо из глубин сердца, тогда его тесная келья казалась настоящим дворцом, построенным премудростью Творца из сияющих кирпичиков благодати.
Отец Сергий полностью понимал, что такое устроение, какое он приобрел в пустыне, есть дар от Бога, и никогда не пытался никого переделать на собственный лад, зная, что люди сейчас слабы и требуют снисхождения. Сегодня мало кто мог понести пустыню; хотя почти все монахи считали, что это им под силу, мало кто отваживался на настоящее пустынножительство.
Казалось, он родился не в свое время. В современном мире даже православные монахи начали жить на мирской лад. В монастырях появились мини-электростанции, посудомоечные машины, трактора и краны для строительства. Все больше жужжали на Святой горе сотовые телефоны, облегчая контакты подвижников между собой. Вроде бы, современные удобства должны были помочь монахам выкроить дополнительное время для занятия молитвой.
Но все же, хоть раньше святогорцам приходилось гораздо больше работать, чтобы как-нибудь жить и пропитать себя, тогда было больше и настоящих молитвенников. Быть может, это оттого, что раньше человек не имел таких удобств и прав, как сейчас, и всю свою надежду он возлагал на одного Творца, помогающего ему выжить во враждебной среде. Теперь каждая мирская вещь облегчает монаху жизнь, но забирает частицу веры из его сердца. Сегодня упование на Бога все больше становится простой декларацией, чем образом жизни.
Монах средневековья с детства был подготовлен к своему служению суровым образом жизни уже в миру. Правда, были исключения, подтверждающие правило, — тот же Арсений Великий. Когда он жил в императорском дворце и учил царевичей, про него говорили: никто не одевается лучше, чем Арсений; когда же он удалился в пустыню, то облачался в такое рубище, что все вокруг считали, что никто не одевается хуже Арсения.
Отец Сергий, подобно своему образцу для подражания, был в миру учителем — профессором филологии. Среди студентов он слыл добрым, но чудаковатым преподавателем. Он прекрасно знал древние языки и читал византийских отцов в оригинале. Чтение зажгло в нем огонь желания пустыни. Познав святых отцов в теории, он захотел прочувствовать все и на практике.
Теория и практика — древние термины из обихода святых отцов. Но, в отличие от современного употребления этих слов, в монашестве всякой теории — созерцанию предшествует практика — делание. Профессор сменил университетские своды на тесные стены монашеской кельи и приступил к деланию послушания. Он долго и упорно шел этим путем, пока делание не принесло свой плод — созерцание. Мы никогда не узнаем, что же точно открывалось отцу Сергию, все это знают лишь Бог и духовник. Но созерцание открыло ему настоящую веру, которую может дать только опытное познание благости Божьей.
Пустынник принял схиму от одного старца келиота и после его смерти наследовал и келью в скиту Кавсокаливия. Эта келья святого Петра Афонского — первого отшельника Святой горы, стояла выше других, на самом отшибе и вдалеке от троп. Скитские монахи не любили пустынника за неразговорчивость, которая трактовалась как злобность и индивидуализм. Келья его густо заросла колючей растительностью, и послушников он не брал. Все поэтому злословили о нерадивости монаха. Также отец Сергий не ходил по престольным праздникам и неизвестно на что жил. Это породило слух, что он ворует еду и одежду. Причащался же он в келье отца Космы — почти такого же нелюдимого монаха, как и сам Сергий. Косма, который был иеромонахом, служил литургию, а отец Сергий пел на клиросе. Один схимник, который как-то присутствовал на их служении, говорил потом, что монахи практически между собой не общаются, а литургия у них идет более трех часов.