Украденный сон
Шрифт:
– Не надо так, сынок, зачем ты… – Голос старика был еле слышен. – Я и для тебя немало сделал, ты вспомни.
– Я-то помню, – жестко ответил сын. – Потому и езжу к тебе. Ладно, отец, крепись, самое позднее через месяц заберу тебя отсюда.
– Прощай, сынок.
Глава шестая
Можно ли составить такое уравнение, в котором уместились бы, не противореча друг другу, подспудные желания Бориса Карташова и Ольги Колобовой избавиться от Вики Ереминой, стертая запись загадочного телефонного звонка на кассете автосекретаря и инцидент с Василием Колобовым, о котором он сначала никому не рассказал, а потом и вовсе стал начисто отрицать? Настя Каменская,
Вика Еремина, прежде чем тебя задушили? И почему на твоем теле оказались следы от ударов толстой веревкой? Тебя истязали, мучили? Похоже, ты и вправду была больна и попала в лапы к какому-то негодяю, который воспользовался твоим состоянием, а под конец убил тебя. Только непонятно, что же это был за телефонный звонок…
…Настя предавалась неторопливым размышлениям, сидя в полупустом салоне для курящих в самолете, летящем из Москвы в Рим. Во время регистрации она, единственная из всей делегации, попросила дать ей место в четвертом, «курящем», салоне и теперь радовалась тому, что поступила правильно: пассажиров здесь было немного, а от общения с коллегами она была избавлена и могла использовать три с половиной полетных часа для того, чтобы подумать.
Итак, Василий Колобов. При повторной беседе факт избиения отрицал категорически, ссылаясь на падение с лестницы в пьяном виде. Его жена, однако, столь же категорически утверждала, что ее мужа избили, мотивируя свою уверенность тем, что когда он в тот день пришел домой, то лег на кровать, руки к животу прижал, согнулся пополам и пробормотал: "Сволочи.
Подонки". Упрямого Колобова пытались «продавить» все по очереди, включая стажера и Настю, но результата это не дало. Упал, и все тут. Только время потеряли. Однако при этом заметили, что чем упорнее отрицал Василий, что его избили, тем болезненнее реагировал на любое упоминание о подруге своей жены Вике. В конце концов решили проверить, не связан ли был женолюбивый продавец импортных сигарет с Викой амурными делами, о которых никто не знал. Может бить, в этом деле все куда проще и мотивом убийства явилась ревность? Как версия – вполне годилось. И тогда телефонный звонок мог быть сообщением от Вики о том, что она уезжает куда-нибудь с Василием. Судя по тому, что они узнали о характере девушки, она бы не постеснялась сказать об этом Борису. После убийства, совершенного, вполне вероятно, Колобовым, Борис и Ольга принимают решение не выдавать убийцу.
Мало ли по каким причинам… К тому же со смертью Вики решались сами собой их личные проблемы, слабохарактерному Борису не нужно больше думать о том, как расстаться с Ереминой, а Леля получала реальный шанс на нормальную семейную жизнь с художником. Тем более оба они очень хотели иметь детей. В этом уравнении стертая запись на кассете оказывалась к месту, но при чем тут избиение Колобова? А может, ни при чем? Оно вообще не имеет к убийству никакого отношения, и не надо пытаться искусственно впрячь в одну упряжку "коня и трепетную лань"?..
… – Вы раньше не бывали в Риме? – послышался справа от нее приятный голос, говоривший по-английски с сильным акцентом. Настя повернула голову к молодому человеку в белом свитере, сидящему через проход. Он с улыбкой смотрел на лежащий у нее на коленях мишленовский путеводитель по Риму, который она откопала в квартире родителей. Этот путеводитель Надежда Ростиславовна привезла из своей
Настя по акценту безошибочно угадала в юноше итальянца. Она с трудом преодолела искушение ответить ему по-английски. "Нельзя же тянуть до бесконечности, – подумала она. – Все равно придется пользоваться итальянским, так уж лучше начать сейчас". В английском и французском она чувствовала себя уверенно, часто ими пользовалась, много переводила, особенно во время отпусков, чтобы заткнуть дыры в бюджете. А итальянский язык, которым она неплохо владела в детстве благодаря настойчивости матери, давно лежал, как она сама выражалась, в дальнем ящике стола без активного употребления, и Настя побаивалась говорить на нем. Но все-таки решилась.
– Вы можете говорить по-итальянски, – произнесла она, перебарывая смущение и тщательно следя за произношением. – Только не быстро.
Юноша понимающе улыбнулся и с явным удовольствием перешел на родной язык. Они проболтали минут двадцать, когда в салон с сигаретой в руках вошел руководитель делегации Якимов. Он занял сиденье прямо перед Настей, щелкнул зажигалкой, выпустил дым и повернулся к ней, слегка перегнувшись через подлокотник кресла.
– От коллектива отрываешься, Каменская? – шутливо сказал он. – Уже и поклонника себе нашла. Смотри у меня, чтоб без глупостей.
Якимов ей нравился. В нем не было диктаторских замашек и надменного превосходства человека, много бывавшего за границей, над рядовыми совгражданами, которые, впервые оказавшись за рубежом, не знают обычно, как ступить и что сказать. Он охотно делился опытом, подробно отвечал на все вопросы и давал очень ценные советы, которые Настя, побывавшая в Швеции в гостях у матери, признала правильными и своевременными.
– Какой у нас будет распорядок? – спросила она у Якимова.
– С десяти до шести нами будут заниматься итальянские коллеги, после шести – развлекаем сами себя. Среда и суббота – свободные дни, можно побегать по магазинам, если захочешь. Что конкретно тебя интересует?
– Я хочу встретиться с матерью. Она обещала приехать в Рим в четверг.
– Нет проблем. После шести часов ты сама себе хозяйка, с моей стороны никаких возражений нет. На всякий случай имей в виду, двое из нашей делегации уже пронюхали, что ты знаешь языки, и собираются на правах старших по званию запрячь тебя в магазинные мероприятия. Так что, если хочешь получить свободу, ставь меня в известность – я их постараюсь придержать.
Якимов потушил сигарету и ушел в передний салон, где сидел вместе с остальными членами делегации: двумя генералами (один из министерства, другой из ГУВД Москвы), начальником одного из московских окружных управлений внутренних дел и двумя сотрудниками Главного управления уголовного розыска.
– Никогда бы не подумал, что вы русская. Я был уверен, что вы англичанка, – раздался голос юноши в белом свитере.
Настя усмехнулась про себя. Немудрено, что он принял ее за англичанку: худощавая, белесая, невзрачная, с тонкими чертами невыразительного и оттого, наверное, холодного лица, она и впрямь казалась типичной старой девой из английского классического романа. Во всяком случае, ее внешность не имела ничего общего с расхожим представлением о русской красавице.
– Вы хотите сказать, что у меня типично английская внешность?
– Нет, вы говорите по-итальянски с английским акцентом.
– Да ну? – изумилась Настя. – Никогда бы не подумала.
Она решила повнимательнее прислушаться к речи своего общительного собеседника и постараться говорить так же, как он. Слух у нее был превосходный, к иностранным языкам мать приучила ее с раннего детства, поэтому борьба с английским акцентом успешно завершилась как раз к моменту посадки. Молодой итальянец по достоинству оценил Настины лингвистические усилия и на прощанье сказал: