Украина и остальная Россия
Шрифт:
В конце концов, дома мы можем «розмовлять», «гуторить» или «баять». Но школа должна научить нас разговаривать. Так, чтобы нас понимали не только односельчане или даже земляки…
5
…Впрочем, даже и единый язык — еще не гарантия единого народа. Единоязычные, но принципиально разные по культуре сербы и хорваты даже в просвещённом XX в. явили миру пример средневековой нетерпимости православия и католичества. А вот в подавляющем большинстве земель Руси именно единая Русская (не Российская!) Православная церковь стала обручем, скреплявшим духовное единение всех ветвей разорванного РУССКОГО народа.
Изначально
Разумеется, временные владельцы отдельных русских земель ради закрепления своего политического господства стремились расколоть русскую Церковь, вырвав Малую (тогда ещё просто Литовскую) Русь из-под омофора Московской митрополии. Естественным следствием отрыва должно было стать окатоличивание — гарантия духовной изоляции покорённой Руси. Но даже неискушённые в догматах смерды инстинктивно ощущали угрозу. Именно поэтому провалилась первая попытка создания Малороссийской Автокефалии, предпринятая князем Ольгердом и митрополитом Киприаном в XIV в.
А Уния 1596 года ещё откровеннее Автокефалии жертвовала верой в угоду политике. Противоестественное соединение несовместимых канонов, пренебрежение догматами приводило православного либо к католицизму — но и к утрате духовной связи с предками, либо к лицемерию — пусть неосознанному — перед Господом. Не зря сами католики относились к униатству с презрением, справедливо видя в нём религию компромисса.
И значит, учреждение Автокефалий или Уний по воле властей земных есть по сути нескрытое глумление над верой, что хуже ереси, ибо Церковь — вне политики и над нею. А иерархи, потворствующие властям в расколе, есть отступники от Господа, предающие Дух ради суеты. Миряне же, увы, не сильны в богословии.
Они верят пастырям своим — и оказываются невинными жертвами бесстыдных политиканов…
6
…Но — нужна оговорка. В Галиции, покорённой поляками ещё в XIV в. — при Казимире Великом, католицизм привился — сперва в городах, позже — в форме униатства — и на селе. И Карпатская Русь оказалась культурно отчуждённой от Руси Единой. Между галичанами и русскими (малороссами ли, великороссами — не важно!) легла та роковая граница, которая пятью веками ранее рассекла балканских сербохорватов на две непримиримые культурные общности.
Впрочем, искренняя вера была привилегией простонародья. Для «верхов» Уния всегда была лишь инструментом политики. Даже в XX в. польский граф, потомственный католик А.Шептицкий легко сменил конфессию, дабы стать митрополитом Галиции, главным проповедником «украинской особости» и «присоединения всей Украины к Галиции» — но непременно под юрисдикцией Австрии, а в крайнем случае Польши…
А собственно Малороссия отвергла Унию безусловно. И совесть Приднепровья, Тарас Шевченко, ненавидя царизм и крепостничество, едва ли не страшнее ненавидел и презирал ту самую унию, за которую галичане отдавали жизни, защищая Львов от казаков Богдана Хмельницкого.
7
…В 1503 году, ещё и не успев быть причисленной к Малороссии, Чернигово-Северщина вернулась в состав Руси. Именно тогда — видимо, под впечатлением от утраты лакомого куска — польско-литовские власти начали изживать само название «Малая Русь», указывающее на русское единство. В документах начала XVI в. появляется старый топоним «Украина», но уже в качестве имени собственного, политического.
Приём распространённый. Так, запад Болгарии дольше других земель оставался под турками, а затем был отдан Антантой сербскому королевству. Но край, давший Болгарии множество славных борцов за свободу (Васил Левски, Цола Драгойчева, Никола Вапцаров, Владимир Заимов) не мог не бороться за воссоединение с Родиной. Силой эту борьбу подавить не удавалось. И лишь Тито догадался, используя старый топоним, предложить западным болгарам считать себя македонцами. Конечно, числиться потомками Александра Великого лестно многим — и о единстве забыли. Ныне жители Скопье готовы бороться уже не за воссоединение с Болгарией, а за отторжение севера Греции. Не правда ли, чем-то похоже на экскурсии галичан в Крым?
Этноним «украинец», однако, долго не приживался, ибо «провинциал» — слово не очень лестное. А Галиции, прочно вошедшей в Польшу, вообще не предлагалось называться Украиной. К Украине её приписали уже австрийцы, желая прочнее отгородить свои карпатские владения от России — а заодно и противопоставить сельское население вечно мятежной польской шляхте.
Понятия «Украина» и «Украинец» как этнополитические категории начали приживаться в Малой Руси лишь к концу XIX в., когда космополитичных феодалов начала оттеснять от власти местная буржуазия, нуждающаяся на первых порах в обширном, но изолированном рынке. Выразителем же её интересов — следовательно, и регионального прогресса — стала либеральная интеллигенция. И если Костомаров, отрицая право феодалов на власть, писал всего лишь о «врождённой демократичности малороссов», то его наследник Грушевский, протестуя против косности имперской буржуазии, пришёл уже и к выводу о «двух нациях».
Но! — «украинской» признала себя лишь буржуазия слишком мелкая для конкуренции на рынке не только мировом, но даже на общерусском. Не находили отклика идеи «антирусскости» у промышленников Донецко-Черноморского региона, у капиталистов уровня Рябушинского и Терещенко…
8
Ярче всего процесс «украинизации» проявился в Галиции, вынужденной в рамках Австрийской империи конкурировать с несравненно более развитой Чехией. Эти земли, Малой Русью не считавшиеся, австрийская бюрократия использовала для контроля сепаратизма краковских поляков. И уже упомянутый А.Шептицкий официально запрещал самоназвание русин, вводя термин украинец; даже из хорального песнопения «Боже… Русь-Украину спаси!» было вычеркнуто слово Русь. И австрийские формирования «галицийских стрелков» мыслились Веной как зачаток вооружённых сил вассального государства…
9
…Но ведь буржуазия прагматична! Замкнуться в Галиции — даже объединённой в перспективе с Правобережьем Днепра — означало в конкурентной борьбе заведомо проиграть. Поэтому прагматики украинского национализма заранее причислили к «соборной Украине» уголь Донбасса, сталь Екатеринослава, порты Новороссии. Впрочем, мечты эти оставались мечтами, пока в 1918 г. Австрия и Германия не оккупировали по Брестскому миру юг России. Создавая оккупационную администрацию, они сочли за благо учредить государство «Украина», снабдив его гетманом.