Украсть у президента
Шрифт:
– У меня.
– А еще у кого?
– Только у меня, – сообщила Ведьмакина и явно сделала это с удовольствием.
Это был ее мстительный укус. Корнышев имел над ней практически неограниченную власть, но было нечто такое, где он ничего не мог поделать, как ни бейся.
– Где находится это отделение банка? – спросил Корнышев. – В котором ваш сейф. Здесь, в Ларнаке?
– Да.
И снова Корнышев спросил:
– Кто-нибудь, кроме вас, может воспользоваться этой ячейкой?
И снова женщина ответила не без удовольствия:
– Нет! Только я!
Корнышев вышел из каюты, не сказав ни слова. Его напарник остался сторожить Аллу Михайловну. Ведьмакина занервничала. Возможно, Корнышев отправился к ее детям и будет расспрашивать их о злополучном сейфе. А ведь они тут вовсе ни при чем, господи. Алла Михайловна покусывала губы и прислушивалась к звукам за стенами каюты, но слышала только шум двигателя да греческую музыку, льющуюся из динамиков.
Вернулся Корнышев. Алла Михайловна встретила его обеспокоенным вопросительным взглядом.
– Я вас проверял, – без тени улыбки сообщил ей Корнышев. – Теперь еще несколько вопросов. Скажите, кто на Кипре мог контактировать с вашим мужем?
– Простите, я не совсем поняла, – призналась Алла Михайловна.
– С кем ваш супруг здесь мог общаться? Меня интересуют люди, которые могли с ним соприкасаться по работе.
– По чьей работе? По его?
– Ну естественно!
– Ваня Алтынов.
Дался ей этот Алтынов!
– Про него вы уже говорили, – сдержанно напомнил Корнышев. – Раньше.
– Если вы это помните, то должны помнить и то, что больше я вам никого назвать не смогла.
– Не смогли? Или не захотели? – уточнил Корнышев.
– Не смогла, – стояла на своем женщина.
– Еще вопрос. Какими суммами оперирует ваша семья? Сколько у вашей семьи денег? Сто тысяч долларов? Миллион? Миллиард?
Ведьмакина растерялась. То ли бесцеремонность вопроса ее поставила в тупик, то ли размер цифр огорошил.
– Да вы что! – пробормотала она. – Мы на зарплату живем!
– На какую зарплату? – пришел черед удивляться Корнышеву.
– На Никифора зарплату. Я еще иногда кое-что зарабатываю.
– Чем вы зарабатываете?
– Я иногда экскурсии вожу. Групповые. Туристы из России. Тут античные развалины. И еще есть горные монастыри. В сезон гидов не хватает и можно подзаработать. Я иногда и Катерину, дочку свою, отправляю провести экскурсию. Лишние деньги не помешают.
Вот откуда у Кати такое знание Кипра, понял Корнышев.
– Скажите, а ваш супруг никогда не намекал вам, что где-нибудь есть место… какой-нибудь счет в банке… или что просто есть какие-то люди, к которым можно прийти в тяжелую минуту…
Алле Михайловне показалось, что их судно застопорило ход, и она насторожилась, но Корнышев продолжил как ни в чем не бывало:
– И там можно разжиться деньгами…
Он внимательно смотрел на Ведьмакину, ожидая ответа.
– Нет, не говорил, – ответила озадаченная Алла Михайловна.
– И что же он, уехал, не оставив вам никаких средств? – не поверил Корнышев. – Даже не позаботился, на что вы будете жить…
– Он же ненадолго уезжал, – нахмурилась Ведьмакина.
– Минуточку! – уловил несоответствие Корнышев. – Но я так понимаю, что, когда ваш супруг уезжал с Кипра, отношения между вами уже были не ахти…
– Допустим, – еще больше хмурилась женщина.
– И могло так получиться, что он уезжает насовсем, – гнул свое Корнышев.
– Пускай будет так!
– И если с вами у него отношения испортились, то уж с детьми-то ему делить было нечего, – рассудительно сказал Корнышев. – И их он не мог оставить без денег.
– Он не оставил.
– Без денег не оставил? – оживился Корнышев. – И много он оставил на молочишко?
– Тысяч пять.
– Пять тысяч? – безмерно удивился малости названной суммы Корнышев. – Долларов?
– Нет, паундов. Кипрских фунтов. Если в долларах – тогда тысяч десять.
И все равно получалось негусто.
– И это все? – спросил Корнышев.
– Это не такие маленькие деньги! – поджала губы Ведьмакина.
Но и не такие большие. Оставил бы Ведьмакин денег много – не пришлось бы его жене и дочке таскаться по жаре, рассказывая разомлевшим туристам об удивительных фактах из кипрской истории.
– Я хочу к своим детям! – вдруг сказала Ведьмакина.
У нее был такой умоляющий взгляд, что казалось: если Корнышев сейчас откажет ей в праве увидеть Никифора и Катю, бедная женщина просто разрыдается.
– Вы увидите их позже, – ответил Корнышев. – В Москве.
И в который уже раз за сегодняшний вечер лицо Ведьмакиной стало белее выбеленного полотна.
– Где они?
Она рванулась прочь из каюты, уже не думая о том, что с нею что-то могут сделать эти люди, не боясь пистолета в руках ее молчаливого стража.
Корнышев остался сидеть на месте и слышал, как кричит Ведьмакина:
– Катя! Никифор! Дети! Катя!
И в каждом следующем крике все явственней проступало материнское безумие. В конце концов, безрезультатно пометавшись по катеру, она снова ворвалась в каюту, но уже растрепанная, перепуганная насмерть, с безумным взглядом, и закричала, брызгая слюной: