Укрепить престол
Шрифт:
— Нет! Не выдюжим! — констатировал двадцати шести летний Андрей Семенович Строгонов.
Его младший брат Петр Семенович кивнул в знак солидарности с братом. После подумал и насупился. Привык Петр соглашаться с братом, который был старше его только на три года. Но сейчас самый молодой из присутствующих на семейном совете, Строгонов, был более остальных воинственным. Молодость — она скупа на компромиссы!
— Вы что с ума съехали? Раздумываете еще? Воевать с Москвой? С этим царем? Я еще хорошо помню Грозного государя. Так этот отцу своему не уступает. Когда я с ним говорил, колени тряслись. А я никогда не был трусом, — Максим Яковлевич ударил
— Ты, Максимка, не шуми. А нужно нам обсудить все шаги наши, что нельзя делать, того не будем. А, где можно — так в то вложимся всеми силами, и должны быть заодно. Нам Иван Васильевич даровал эти земли, на то есть грамота. Не нынешнему государю ее отменять, — спокойно говорил сорокасемилетний Никита Григорьевич.
— Ты с ним не разговаривал! Хитрый лис! Он сразу зацепился за серебро, мол ведает, что оно у нас есть. Знает он и о том, что на Каме меди много. Пенял за то, что мы медь не плавим. А нам то на что? Дорого и людишек отвлекать от солеварен и с земель, — обращался к своему двоюродному брату Максим Яковлевич, глубоко вздохнул и махнул рукой. — А! Что говорить? Думал даже, что кто рассказал о нас государю. Вот же… словно в голову залез.
— И все же осмыслить то, сможем ли отложиться, должно. Мы можем выставить две тысячи войска, камских мужиков вооружить до трех тысяч, пусть с них и дрянные воины, а также нанять казаков. Яицкие казачки в нательных рубахах воюют. Они за серебрушку, хоть против кого пойдут, — увидев, как набирает воздух Максим, чтобы возразить, Никита поспешил объяснить своему растерянному родственнику. — Максим, я токмо считаю, а не говорю, что мы сдюжим. Разумею, что через год пятнадцать-двадцать тысяч московских войск сомнут нас. Но так же еще все понимают, что мы лишимся, коли пойдем под руку Димитрия Ивановича, и серебряного рудника, и торговли с англичанами. А царь узнает, что англичане ходили в Мангозею и там напрямую торг вели в обход казны.
— Он говорил, что мы можем начать все сызнова и заплатить откупное, дабы нас не повели на плаху, — сказал Максим Яковлевич.
— Да, о чем вы толкуете? — выкрикнул самый младший Строганов, Петр Семенович. — У нас серебра более, чем в казне! Согласится с царьком, да через англичан нанять войско, да обучить мужиков, подкупить кого из дворян. Биться нужно!
Какой иной момент эмоциональному Петру Семеновичу дядья поставили бы на вид, что не умеет сдерживаться. Так было раньше, но сегодня сложно было бы требовать спокойствия, когда вся выстроенная кровью и потом, обманом, предательством, империя Строгановых перестает быть семейным делом, но становится лишь частью государства.
— Что Нащекины, Булгаковы? Они будут с нами, коли что? — спросил Андрей Семенович Строганов.
— У нас много чего есть на рода и Нащекиных и Булгаковых, даже на этого… что строит из себя честного… Жеребцова, и то, как они воровали из казны, торгуя с англичанами, и то, что брали ясака более, чем докладывали в Москву. Да, и посмотреть терема, что выстроили в Мангазее, так и не понять, где бояре живут: в Москве, али в строящейся Мангазее, — говорил Максим Яковлевич.
— Нет, ни Нащекины, ни Федор Юрьевич Булгаков не пойдут супротив царя. Они послали Данилу Жеребцова на помощь царю, а с ним две тысячи воинов, — сказал Никита Григорьевич, который уже сам отрекся от идеи как-либо сопротивляться Государю. — Это поддержка, как они рассчитывают, смилостивит царя и они останутся в Мангазее воеводствовать, да ясак собирать.
— Все читали грамоту от Государя-императора? — спросил Максим Яковлевич, специально называя титул Дмитрия Ивановича, чтобы в очередной раз показать свое отношение к возможности сопротивления центральной власти.
Все Строгановы прекрасно знали, до каждой буквы, о чем именно говорилось в государевой грамоте, которую привез Максим Яковлевич. То, что там написано, конечно, не нравилось уже проникшимся свободой и вольницей Строгановым. Но, о подобном Аникей Федорович Строганов, создатель торговой и промышленной мощи рода, мог только мечтать.
По сути, те земли, которые были даны по грамоте Иваном Грозным, сохраняются за родом. Как и соледобыча. Хотя могут появиться конкуренты. Проблемой может стать река Кама, точнее земля вокруг ее. Ранее Строгоновы отписывали, что у реки не живет ни одного человека, от того и просили ее в свои владения [Строгоновы солгали Федору Ивановичу, утверждая, что по Каме нет людей вообще]. Если обнаружится, что была ложь…
Но, вот, что еще не нравилось Строгановым, так это необходимость начинать серьезнейшую работу и ставить медеплавильные и железоделательные заводы. И это был ультиматум от царя. Причем, государь вполне четко указывал на то, что в верхней Каме есть медь, а также имеются железные руды. Государь даже обещал прислать зодчих, которые построят домны для лучшей выплавки чугуна и железа. Но это же целый пласт работы, которой нужно плотно заниматься. И работа эта сложнее в разы, чем торговать в обход державы с англичанами, добывать серебро, или просто не пересылать весь собранный ясак в Москву
— Так, что,, дядья, с повинной предлагаете идти? — не сдержался Петр Строганов и даже презрительно осмотрел присутствующих.
Молчание брата Андрея было расценено Петром Семеновичем как предательство. Встав из-за стола, Петр сделал несколько быстрых решительных шагов в сторону выхода.
— А ну охолони! — выкрикнул Максим Яковлевич.
Петр остановился, тяжело дыша. Слезы стекали по лицу молодого мужчины.
— Брат, сядь на место! — попросил Андрей Семенович.
Вытерев лицо рукавом кафтана, Петр сел на место, потупив взор, и больше ничего не говорил. Кровь бурлила, но и Петр нервничал более от бессилия, что либо сделать.
Главным источником сверхприбыли Петра и Андрея Семеновичей был как раз-таки серебряный рудник. И, расставшись с ним, братья теряли большие деньги. А еще потеря поместий в Вологде, усадеб в Москве. Это все очень не нравилось Петру, воспитанному в духе вседозволенности. Строгановы в Перми на Каме и еще в ряде земель были полными хозяевами, и уже более сорока лет делали здесь все, что считали нужным. И даже Иван Грозный не трогал Строгановых.
— Предлагаю обсудить те придумки, что передал Государь, — перевел тему Максим Яковлевич.
— Ты про то, кабы добывать соль трубой деревянной, втыкая ее в землю, — усмехнулся Никита Григорьевич.
— Да, и про то, что государь просит на севере от Нижнего Новгорода в четырехстах верстах посмотреть соли, что можно шахтой добывать [Белбажское соляное месторождение, главный герой не знает, что залегание солей там на 150–200 метров и добывать сложно], — ответил Максим.
— Мало нам соли? Бери, да выпаривай, — словно обиженный ребенок, пробурчал Петр Семенович Строгонов.
— Никитка, а рудозавцы твои, те англичане, живы еще? — спросил Максим Яковлевич, не обращая внимание на бурчание племянника.