Укридж и Ко. Рассказы
Шрифт:
— Ужас Бинг-стрит.
— В этом самом доме, милок?
— В этом самом доме. Тело было найдено в подвале в поздней стадии ре-золо-женья с головой, проломленной пред-положи-тельно каким-то тупым орудием.
В шесть часов сорок шесть минут, стойко игнорируя розовую шляпу, которая торчала из окна вагона третьего класса, и толстую руку, дружески машущую на прощание, я отвернул от поезда бледное суровое лицо и, пройдя по перрону Юстонского вокзала, велел таксисту со всей скоростью доставить меня к жилищу Укриджа на Арундел-стрит за Лестер-сквер. Насколько я знал, на Арундел-стрит еще не случилось ни единого убийства, но, по моему глубокому убеждению, время для него созрело. Общество
— А, малышок, — сказал Укридж, когда я вошел. — Входи-входи, старый конь. Рад тебя видеть. Как раз прикидывал, когда ты заявишься.
Он лежал в постели, но это не угасило подозрения, которое все сильнее охватывало меня на протяжении дня, что он был подлым симулянтом. Я отказывался поверить в его вывихнутую лодыжку. Я не сомневался, что, первым узрев мать Флосси и ее обворожительное чадо, он ловко спихнул их на меня.
— Я как раз почитываю твою книгу, старичок, — сказал Укридж, нарушая напряженную тишину с утрированной беззаботностью. Он прельстительно помахал единственным романом, который я написал. И нагляднее всего степень кипевшей во мне черной вражды доказывает тот факт, что даже это меня не смягчило. — Колоссально, малышок. Иного слова нет. Колоссально. Черт меня дери, я плакал, как ребенок.
— Это юмористический роман, — указал я холодно.
— Плакал от смеха, — поспешно пояснил Укридж.
Я поглядел на него с омерзением.
— Где ты хранишь свои тупые орудия? — спросил я.
— Мои… что именно?
— Твой тупые орудия. Мне нужно тупое орудие. Дай мне тупое орудие. Бог мой! Только не говори, что у тебя нет тупого орудия.
— Только безопасная бритва.
Я истомленно сел на край кровати.
— Эй! Поосторожней с моей лодыжкой.
— Твоей лодыжкой! — Я испустил смех, от которого кровь стыла в жилах, тот смех, который мог испустить брат квартирной хозяйки перед тем, как начать оперировать Джеймса Поттера. — Да уж конечно, твоя лодыжка!
— Вывихнул ее вчера, старичок. Ничего серьезного, — успокоил меня Укридж. — Уложила меня на пару дней, и только.
— Ну да. Пока эта жуткая бабища и ее чертов сынок не отправились восвояси.
По лицу Укриджа разлилось страдальческое изумление.
— Неужели ты хочешь сказать, что она тебе не понравилась? А я-то думал, что вы надышаться друг на друга не сможете.
— И конечно, ты думал, что я и Сирил родственные души?
— Сирил, — произнес Укридж с сомнением. — Ну, правду сказать, старичок, я ведь не утверждаю, будто Сирил может понравиться с места в карьер. Он из тех мальчиков, с которыми требуется терпение, чтобы он повернулся к тебе своей солнечной стороной. Он, так сказать, врастает в тебя мало-помалу.
— Если он когда-нибудь начнет в меня врастать, я его тут же ампутирую.
— Ну, а кроме этого, — сказал Укридж, — как все прошло?
Я описал события дня несколькими выразительными словами.
— Ну, мне очень жаль, старый конь, — сказал Укридж, когда я умолк. — Что я еще могу сказать? Мне очень жаль. Даю тебе слово, я понятия не имел, во что тебя втравливаю. Но это был вопрос жизни и смерти. Иного выхода не было. Флосси настаивала и не шла ни на какие уступки.
— Да кто эта Флосси, черт ее дери?
— Как! Флосси? Мой милый старичок, соберись с мыслями. Не мог же ты забыть Флосси. Официантку в «Короне» в Кеннингтоне. Невесту Боевого Билсона. Ну, не мог же ты забыть Флосси! Да она только вчера упомянула, какие милые у тебя глаза.
Память пробудилась, мне стало стыдно, что
— Ну, конечно! Пиявка, которую ты приволок с собой в тот вечер, когда Джордж Таппер угостил нас обедом в «Риджент-Гриль». Кстати, Джордж тебя за это так и не простил?
— Да, некоторая холодность еще имеет место быть, — грустно признал Укридж. — Должен сказать, старичок Таппи слегка злопамятствует. Дело в том, старый конь, что Таппи человек ограниченный. Он, в отличие от тебя, не настоящий друг. Восхитительный типус, но без кругозора. Не может понять, что в некоторых случаях друзья индивида просто должны сплотиться вокруг него. Тогда как ты…
— Скажу тебе одно: искренне надеюсь, что испытания, которые я претерпел сегодня, действительно послужат доброму делу. Теперь, когда я поостыл, мне было бы жаль, если бы пришлось придушить тебя в твоей постели. Может быть, ты не откажешься объяснить поточнее, в чем суть всего этого?
— Дело обстоит так, малышок. Позавчера заскочил ко мне добрый старый Билсон.
— Я столкнулся с ним в Ист-Энде, и он попросил у меня твой адрес.
— Да, он мне говорил.
— Так что же происходит? Ты все еще его менеджер?
— Да, и потому-то он и пришел ко мне. Оказывается, контракт действителен еще год, и он без моего одобрения не может ни о чем договариваться. А ему как раз предложили матч с типчиком по имени Альф Тодд в «Юниверсал».
— Да, это шаг вперед по сравнению со «Страной Чудес», — сказал я, ибо питаю глубокое уважение к этой Мекке боксерского мира. — И сколько он должен получить на этот раз?
— Двести фунтов.
— Двести фунтов! Но это же большая сумма для практически неизвестного боксера.
— Неизвестного? — оскорбленно сказал Укридж. — Если хочешь знать мое мнение, так я отвечу, что весь кулачный мир просто с ума сходит по старику Билсону. Буквально сходит. Разве он не уложил чемпиона в среднем весе?
— Да. В драке без правил в темном проулке. И никто этого своими глазами не видел.
— Ну, правда всегда выходит наружу.
— Однако двести фунтов!
— Блошиный укус, малышок, блошиный укус. Можешь мне поверить: очень скоро мы будем запрашивать за наши услуги куда больше жалкой пары сотен. Тысячи! Тысячи! Однако не отрицаю, для почина и это сойдет. Ну так старый Билсон пришел ко мне и сказал, что вот такое ему сделали предложение и какой дать ответ? И когда до меня дошло, что я в доле на половину, я не стал тянуть, а благословил его и предоставил ему свободу рук. Ну и представь себе, что я почувствовал, когда Флосси взяла да и вставила вот так палку в колеса.
— Как — так? Минут десять назад, когда ты начал говорить, казалось, что ты вот-вот объяснишь, при чем тут Флосси. Какое она имеет отношение к делу? Что она натворила?
— Только захотела сорвать указанное дельце, малышок, и ничего больше. Наложила полный запрет. Сказала, что он не должен драться.
— Не должен драться?
— Именно это она и сказала. Да с такой беззаботной небрежностью, будто положение вещей не требовало, чтобы он дрался так, как никогда прежде не дрался. Сказала — нет, ты только подумай, малыш! — что не хочет, чтобы его красоту подпортили. — Укридж поглядел на меня подняв брови, давая мне время постигнуть это доказательство женской вздорности. — Его красоту, старичок? Ты правильно осмыслил это слово? Его красоту! Она не хочет, чтобы его красоту подпортили. Да, черт подери, никакой красоты у него и в заводе не было. Что бы ты ни проделал с его физией, она от этого только выиграет, а никак не наоборот. Я ее убеждал целый час, но она ни в какую. Избегай женщин, малышок. Ума у них и капли не наберется.