Укрощение огня
Шрифт:
Рабу не положено иметь даже зубочистки, если она может быть использована в качестве оружия. Кроме того, князь не страдал отсутствием наблюдательности и как оказалось уже вполне изучил его характер, чтобы знать, что подобный дар приведет юношу в восторг. Одновременно кинжал демонстрировал уверенность мужчины, не нуждавшегося в стае шакалов-надсмотрщиков, чтобы утвердить свою волю, и подчеркивал особое расположение к наложнику, которое князь всячески демонстрировал… Это было понятно, и получившийся кусочек узора не вызвал у Амани вопросов, как и дальнейшее решение. Отвергнуть такой дар было бы непростительно, — решил
Но вот последний, опаловый кусочек смальты, похоже еще и разбился, и теперь при попытке собрать его воедино резал пальцы острыми стеклянными краями: поцелуй… и все, что за ним последовало! Соединись с землею небо на его глазах — Аман испытал бы куда меньшее потрясение…
— К‹хи›бар, — тихий голосок и осторожное прикосновение, резко выдернуло юношу из зыбучих песков перепутавшихся чувств, заставив выпрямиться и наконец отнять от лица ладонь, которую оказывается все это время прижимал к губам.
— К‹хи›бар, — повторил присевший у его ног мальчик, пытливо заглядывая в глаза, — у вас что-то случилось? Саиддин… сердится?
— Что? — опомнившийся Амани удивленно приподнял бровь. — С чего ты взял!
— На вас лица нет, — торопливо проговорил Тарик, опуская взгляд. — Дядя ругал вас?…
Аленький цветочек словно получил пощечину, а это, как известно, прекрасное лекарство от истерик. Отлично, он раскис настолько, что даже не может сколько-нибудь удержать себя в руках, а это наивное дитя бросилось его утешать! Ты жалок… — с отвращением сообщил себе юноша, подводя итоги нынешнего вечера, и это было не то, к чему он привык и стремился.
— Бисмиля! Нет, разумеется! — Аман изобразил коронную улыбку, полную сознания своего бесконечного превосходства над прочими смертными, и порхающим движением повел рукой в сторону ларца. — Ты же видел, какой дар он мне преподнес.
— Да, — восхищенно вздохнул мальчик, рассматривая оружие, явно еле удерживаясь, чтобы не потрогать. — Он чудесен! И наверняка имеет свое имя, как в легендах…
Это уже интересно! А он и забыл о том, что настоящие воины — по сути отдельная каста, со своими традициями и обычаями, тем более горцы, слывшие там, где он вырос, едва ли не дикарями и одновременно знающимися с духами… Спасибо, что напомнил, мальчик!
Аман еще раздумывал над ответом, больше склоняясь к тому, что кинжал еще новый, и скорее всего еще не обрел своего имени славными деяниями… но мальчишка неожиданно одарил его сияющим взглядом, все-таки оторвавшись от созерцания драгоценного клинка:
— Я понимаю, к‹хи›бар, это честь и бремя… Хотите, я принесу вам напиток, который успокаивает, и дарит хорошие сны?
— Ты сам его готовил? — с беззлобной усмешкой поинтересовался Амани.
— Не готовил, — смутившись, уточнил Тарик, — но сейчас сделаю, это быстро.
— Неси, — согласился юноша.
Обрадованный мальчишка умчался, чтобы действительно вернуться менее чем через полчаса. Аман даже не успел снова погрузиться в прежнее бессмысленное занятие, состоявшее из переливания пустого в порожнее, ведь что случилось, то случилось, и сейчас он все равно не в состоянии это проанализировать… как Тарик уже входил с полной чашей, накрытой салфеткой.
«Надеюсь, что это не опиум», — скептически принюхался юноша.
Но подогретое вино пахло только травами,
Он уже изнервничался весь, мучаясь, что позволил себе влезть в связь князя и духа огня, которого тот призвал, заключив в смертное тело. Что вылез со своей как обычно неуклюжей помощью, что что-нибудь напутал в снадобье, и помощь обернется лишь несварением желудка…
— Знаешь, — раздался отстраненный прохладный голос, и мальчик закусил губу, отчаянно повторяя про себя урок.
Держать голову прямо. Держать голову прямо! Держать голову…
— Из тебя на самом деле получится очень хороший лекарь! — произнес Аман, отсутствующе глядя в окно, и мелкими глотками выцеживая напиток. — Только… тебе впрямь стоит быть по-настойчивее…
— Как вы?
— Хотя бы как я… — опять согласился Амани, — Иди же спать, морока!
Тарик взметнулся с ковра и унесся прочь с абсолютно счастливой улыбкой.
Аман тоже не смог сдержать улыбки — мальчишка просто неподражаем! Такое блаженное состояние и сыграть-то невозможно, но при определенных усилиях толк из него выйдет… Поймав себя на этой мысли, юноша вначале удивился, а потом с усмешкой пожал плечами: Тарик назвал его своим наставником, а Амани привык тщательно подходить к решению какого бы то ни было вопроса, помимо того, что он так и не придумал, как разрешить конкретно эту задачу.
Собственно, ответ стал напрашиваться сам собой, когда вернулся князь, ведь Амир не только глава клана, но и единственный старший родич в пределах досягаемости. Естественно, что говорить о мальчике и о лишней головной боли, которую тот подкинул, необходимо именно с ним… Но при упоминании о князе, улыбка ручейком стекла с губ юноши, и если бы он мог видеть себя сейчас со стороны, то сам поразился бы какая безнадежная тоска затянула холодным облаком черные очи: мужчине не понадобилось железа, чтобы выжечь на нем свое клеймо, потому что просто забыть случившееся не получится при всем желании! Да и есть ли оно…
От того, что произошло никуда не деться, и не в том дело, что противник снова хитро подловил его в мгновение замешательства и растерянности. В том, что князь не отступится от своих намерений в отношении Амани, новостью для последнего не являлось, и раздражения не вызывало, скорее боевой азарт. Он был готов к дальнейшему противостоянию.
И даже не в том суть, что тело юноши бурно отозвалось на близость мужчины: в конце концов, он молод, кровь в жилах горяча и нет ничего странного в том, что после долгого воздержания, от любой мелочи она способна взыграть молодым вином, прорвавшим вдруг худой мех! Тем более что князь Амир объективно хорош собой: высокий, статный мужчина в самом расцвете сил, с профилем, какой не увидишь на монетах. Его осанка, взгляд, движения — в своей сдержанности исполнены величия и горделивой грации царственного хищника, чье превосходство не нуждается в ежечасном самоутверждении. Его глаза горчат как кофе, но в них порой разгораются опасные желтоватые огненные язычки, а в низком густом голосе слышны не только ласкающие мурлычущие нотки, но и отголосок грозного рыка… — Аман с усилием отогнал воспоминание о том, каково было очутиться во власти сильных, но оттого не менее чутких рук.