Укрощение строптивых
Шрифт:
Но это потом, потом…
Как всегда, очередная серия «Укрощения строптивых» оборвалась на самом интересном месте.
— Вы видели, как Дубровинская отравила Рыжую? — беседовали двое народных заседателей, сидя в зале суда, где слушалось дело о банде, промышлявшей грабежом автовладельцев. — Эх, дали бы мне ее дело вести! Уж я бы вкатал ей на полную катушку!
— Но позвольте, ведь ни с того ни с сего она не стала бы травить подружку. Есть мнение, что та пыталась ее сбросить с обрыва!
— Ну
— Еще не то будет… — вздохнул народный заседатель. — Слушайте, уж скорее бы этих «Строптивых» прикрыли. Чую, не последняя смерть на острове, еще не до того дело дойдет. Перемрут они ни за грош!
— Господа! — послышался громовой окрик судьи. — Прошу внимания!
Предоставляется слово свидетелю защиты… — Вызвав свидетеля, судья спросил, понизив голос, у коллег:
— Кстати, когда будет следующая серия «Строптивых»?
— Во вторник! — ответили ему хором народные заседатели.
А в следующей серии было вот что…
Миллионы телезрителей прильнули к экранам. Камера показывала длинный полуосвещенный коридор, закрытые двери комнат…
Вот Юля робко заглядывает в спальню Ларисы, надеясь застать ее у себя. Им нужно поговорить о Лизе Дубровинской — та себя ведет очень странно, будто что-то задумала. Но в комнате никого нет. Девушка притворяет за собой дверь, садится в кресло и скучая нажимает кнопки на пульте телевизора, чей экран вполоборота обращен к зрителю.
Первый канал, второй, пятый… О, неужели это родной Независимый канал, она сто лет его не видела! И точно: в углу телевизионной картинки виден родной логотип — яблоко, пробитое навылет стрелой. Юля озабоченно хмурит лоб.
Странно, она была уверена, что остров не входит в зону охвата сигнала. Все остальные «ящики» в доме НТК не ловят. Кажется, сама Лариса уверяла ее, что в этой местности выбор русских каналов очень ограничен. Наверно, ей все же удалось нащупать слабый сигнал и настроить на него свой приемник.
Что ж, посмотрим! Юля нетерпеливо впивается жадным взглядом в экран. Изображение дрожит, идет рябью и снегом — сигнал действительно неустойчивый. После бесконечной рекламы появляется заставка «Укрощения строптивых» — куча камней с пальмой посередине, с дрожащими пляшущими буквами наверху.
— Это постановка по Шекспиру, что ли? — вслух удивляется Юля. — Или фильм с Челентано? Я такого еще не видела!
Удобно устроившись в кресле, она делает громче звук и видит… Себя и Алексея! Она кормит его мороженым с ложечки, а он, любовно глядя на нее, послушно открывает рот… Затем новая картинка, взгляд издалека, без крупных планов: они, мирно обнявшись, как два голубка, бредут по колена в воде.
Рот у Юли изумленно открывается, она не верит своим глазам. Кадр меняется: темный подвал и потрепанная фигура Ольги Витальевны, застывшая в печальной позе.
Потом другая картинка, гнусавый голос комментатора… «Нам нужно поговорить», — это Надя.
Уровень развития не тот!" А потом дальний план: две женские фигуры на берегу.
Одна что-то показывает вдали, а другая карабкается на опасно пошатывающийся камень, ее ноги подгибаются и…
«На ваших глазах совершается страшное преступление! — с гнусавой удовлетворенностью блеет комментатор. — Что убудет дальше, мы можем только догадываться. „Строптивые“ обозлены до предела и готовы на все, вплоть до убийства!»
А потом вновь заставка и — реклама, реклама, реклама…
Юля роняет пульт (зрителям видны ее остекленевшие от изумления глаза). «Нас снимают? Но кто? Каким образом? Как?» Она ничего не может понять.
Надо куда-то бежать, что-то делать, надо рассказать о том, что она только что видела. Но ослабевшие ноги отказываются ее нести.
Дверь распахивается, и Алеша с паническим ужасом на лице кричит ей:
«Юля, иди скорее!»
«Что такое?» — слабо шепчет девушка, с трудом приходя в себя.
«Наде очень плохо! Она умирает!»
Они выбегают из комнаты.
Реклама.
Вот уже несколько часов Надя лихорадочно металась в постели и непрерывно стонала. То и дело, зажимая рот ладонью, она свешивалась с кровати, содрогалась в рвотных спазмах, потом, теряя сознание от слабости, утомленно откидывалась на подушку. Страшная боль, скручивавшая внутренности, отпускала на несколько секунд, но потом лицо вновь искажалось болезненной гримасой, сквозь стиснутые зубы прорывался задушенный стон. Лариса испуганно металась по комнате, не зная, что делать. Юля в ужасе сжимала пальцами виски, наблюдая расширенными глазами, как корчится распростертое на кровати тело.
Вскоре вернулся запыхавшийся Алеша.
— А Игорь, Игорь где? — шалея и задыхаясь от ужаса перед неминуемой смертью, крикнула Лариса.
— Я не могу найти его! И Лизы тоже нет!
— Позовите его! Должен же он что-то сделать! Нам нужен врач, она умирает! Промывание желудка не помогает, активированный уголь сразу же выходит обратно, а больше у нас ничего нет!
— Я обшарил весь дом, его нигде нет! И Лизы нет!
— Где же они? — Лариса бессильно опустилась на край кровати.
А распростертое на постели тело вновь сотрясали страшные конвульсии.
Никто уже не сомневался в исходе странной и внезапной болезни.
Несколько пар сочувствующих глаз могли лишь молча следить за мучениями умирающей. Они бессильны были что-то сделать и стояли возле нее, безжизненно опустив руки.
А в это время виновница происходящего находилась в недоступном для всех месте.
— Вы обещали мне что-то показать! — кокетливо напомнила Лиза и украдкой бросила взгляд в зеркало, проверяя, хорошо ли напудрен синяк на скуле, к исходу недели покрывшийся нездоровой одуванчиковой желтизной.