Укрощение свекрови
Шрифт:
Я встала с дивана и отошла к окну, где на подоконнике лежал большой альбом с фотографиями. Альбом был старый, в голубом плюшевом переплете, с металлическими застежками. В начале были какие-то родственники Сандры – представительный дедушка с окладистой бородой, усатый красноармеец в форме, молодожены с неестественно застывшими лицами, толстый младенец в кудряшках, в котором явственно просматривались черты Сандры. Сообразив, что фотосессия начинается со времен царя Гороха, я равнодушно пролистнула несколько страниц. Со снимка глядела повзрослевшая Сандра с большим черным
– Вот Вадюша в три месяца, – проворковала Сандра над моим плечом.
Она, оказывается, бесшумно подобралась ко мне и тоже разглядывала фотографии, дав Карине малость передохнуть.
– А вот он в полтора года… Правда, хорошенький?
У меня вовсе не было настроения любоваться детскими фотографиями бывшего мужа, но я не смогла ничего поделать: слишком уж светилось лицо Сандры!
– А это Леша, они вместе ходили в детский сад, а потом в школу…
Я увидела фотографию двух мальчишек лет семи – в сбитых на сторону зимних шапках, с санками в руках… Фотография была черно-белая, но и на ней можно было понять, что щеки у них раскраснелись от мороза.
Лицо второго мальчишки показалось мне знакомым…
– После пятого класса Леша перешел в другую школу, но они с Вадюшей продолжали встречаться, – ворковала Сандра. – Вот здесь они после десятого класса… А здесь – на Вадюшином двадцатилетии… А потом их пути как-то разошлись…
Все сомнения у меня отпали: это был тот самый парень, чью фотографию рядом с Суреном показывала мне Надежда Николаевна. То есть тот самый человек, чей труп она нашла в маршрутке.
Да, эти двое не только были друзьями детства. Сандра сказала, что их пути разошлись. Но потом они снова встретились, чтобы одновременно прерваться. Как говорится, они жили долго и счастливо и умерли в один день. Почти в один.
После этого открытия мне сразу расхотелось рассматривать фотографии. Так ненароком наткнешься еще на какую-нибудь страшную тайну, на какой-нибудь скелет в шкафу. Я закрыла альбом и хотела уже положить его обратно на подоконник.
– Что же ты, – разочарованно забормотала Сандра. – Там еще много интересных фотографий…
Она взяла альбом в руки, но не удержала, уронила на пол – видимо, действительно ослабела от переживаний.
При этом плюшевая крышка откинулась, и я увидела торчащий из-под нее краешек авиабилета.
– Что это? – раздался за моей спиной голос Карины.
Она коршуном бросилась на альбом и вытащила из-за обложки два билета компании «Трансаэро».
– Вот как интересно! – проговорила она многообещающим голосом. – Билетики до Мале! Один – на имя Карасева Вадима Михайловича, а второй – на Шишкину Веронику Васильевну!
– Веронику?! – воскликнула я. – А число какое?
Карина развернула билет и сунула мне в руки.
Число на нем было – на два дня позднее смерти Вадима.
Вот оно что! Они с Вероникой собирались улететь за тридевять земель… По крайней мере, Вадим собирался. И даже купил билеты. Но у Вероники, похоже, были совсем другие планы…
– Что это – Мале? – дрожащим голосом спросила Сандра.
– Столица Мальдивских островов! – проскрежетала Карина. – Райское местечко! А меня в Турцию возил! Козел!
– Кариночка, – Сандра посуровела. – Не забывайся! Вадика больше нет в живых!
– Жаль, – Карина поникла. – А то бы я ему такое устроила!
На следующее утро около бывшего Варшавского вокзала, давно уже превратившегося в развлекательный центр, остановился маленький черный джип. Из машины выбралась худощавая подтянутая девушка в узких черных джинсах, короткой кожаной куртке и кепке-бейсболке.
Кепка закрывала каштановые волосы, большие черные очки прятали глаза, и, если бы Даша увидела сейчас эту девицу, она вряд ли узнала бы в ней элегантную партнершу Сурена Степановича по бриджу.
Закрыв машину и включив сигнализацию, Вероника огляделась по сторонам и перешла на другую сторону Обводного канала.
Здесь тянулись до самого Измайловского проспекта глухие желтые стены старинных складов.
Вероника пошла налево вдоль стены, отыскивая взглядом забитую подвальную дверь.
Навстречу ей брела личность неопределенного пола и возраста в лоснящейся от грязи куртке из искусственного меха и вязаной шапочке, кое-как натянутой на сальные волосы.
– Дочка, дай на опохмел бывшему передовику производства! – прошамкал бомж, горделиво продемонстрировав Веронике единственный гнилой зуб, торчавший во рту, как памятник безвременно ушедшей молодости.
– Отстань, пьянь болотная! – огрызнулась Вероника, обходя бомжа по широкой дуге, чтобы избежать не только прямого контакта, но и возможного сближения.
– Что ж ты, дочка… – горестно протянул бомж, провожая ее разочарованным взглядом. – Мне и нужно-то совсем немного, только опохмелиться…
Вероника увидела заколоченную дверь и устремилась к ней.
– Не ходи туда, дочка! – прошамкал вслед ей бомж. – Нехорошее место! Там эти… привидения шастают!
– Усохни, плесень! – прошипела Вероника и решительно потянула дверь на себя.
Как ни странно, дверь легко открылась – видимо, приколоченные к ней доски выполняли чисто декоративную функцию, отпугивая от входа посторонних.
Вероника проскользнула в образовавшийся проход.
Дверь с глухим скрипом закрылась за ней, и вокруг сгустилась глубокая, непроницаемая тьма.
Трудно было поверить, что за дверью живет своей жизнью огромный город, что в каких-нибудь ста метрах отсюда жизнерадостные молодые люди катают шары по дорожкам боулинга, пьют коктейли, обсуждают планы на вечер…
Здесь было тихо и темно, как в могиле, и пахло многолетней слежавшейся пылью, опилками и еще чем-то незнакомым, но удивительно неприятным.