Укрощение
Шрифт:
Никто не двинулся с места.
— Становится поздно. Идите!
Один из крестьян снова упал на колени и с мукой выдавил:
— Миледи, лорд Роган накажет любого, кто дотронется до принадлежащей ему собственности. Нам нельзя убивать его скот и есть его зерно. Он все продает.
— Это было до того, как приехала я, — терпеливо пояснила Лайана. — Теперь лорд Роган не так сильно, как прежде, нуждается в деньгах. Идите и делайте, как вам приказано. Я заступлюсь за вами перед лордом.
Ее передернуло от страха, но она приняла спокойный вид, словно верила
— А теперь покажите, где лавка пекаря? Того самого, кто объявил войну моему мужу?
Через несколько часов все было готово. Ей дали всего две недели! Это такой короткий срок!
Шестеро рыцарей, сначала молчаливо наблюдавших за ней с выражением легкого изумления, присущего мужчинам, когда женщина берется за то, что ей делать не полагается, теперь тоже получили задания.
Она приказала сжать поле пшеницы, отвезти зерно пекарю, а соломой покрыть полусгнившие крыши крестьянских домов. Одному рыцарю велела проследить за очисткой улиц, забитых человеческими испражнениями и навозом. Потом крестьян, не мывшихся от рождения, загнали в реку и заставили вымыться. Сначала она была возмущена отказом торговцев поверить, что им могут заплатить, но потом вспомнила, что люди ее мужа сделали с пекарем, простила торговцев и дала им по серебряной монете из мешочка, висевшего на луке седла.
Вернулась она в замок Морей только на закате и улыбнулась при виде рыцарей, клевавших носом в седлах. План ее был таков: одеть и накормить крестьян, чтобы они встали на сторону хозяина, а не защищали воров, которые, возможно, отдавали часть добычи голодающим соседям. Не так-то легко вычистить деревню за две недели, но она обязательно попытается.
Ближе к замку вонь забитого омерзительной слизью рва ударила в ноздри. Она вспомнила, что собиралась добиться разрешения у Рогана осушить гнусное болото, прежде чем продолжать очистку замка.
Въехав в замок, она заметила перемены во дворе: меньше грязи на земле, меньше куч навоза у конюшен и вокруг хозяйственных строений. Когда она подъехала, женщины поклонились, а мужчины дернули себя за чубы в знак уважения. Лайана улыбнулась. Теперь они начали ее замечать!
Она поднялась в парадный зал, где сосредоточили усилия женщины. Зал был не до конца убран: по стандартам Лайаны стены следовало выбелить заново, — но теперь можно было ходить, не спотыкаясь о кости.
В зале с чистой мебелью сидели Северн и Заред, положив головы на стол, и, очевидно, спали.
На столешнице протянулась длинная гора из жирных дохлых крыс: должно быть, военные трофеи Зареда.
— Что это? — резко спросила Лайана, разбудив братьев.
Заред уставился на нее, и Лайана снова подумала, до чего же красив этот безбородый юнец.
— Мы прикончили всех! — громко объявил он. — Ты, случайно, не умеешь считать? Роган умеет, но только до двадцати, а здесь их гораздо больше.
Лайана не хотела и близко подходить к крысам, но Заред был так горд, что пришлось считать. Каждую уже сосчитанную крысу Заред брал за хвост и кидал в ров. Лайана хотела было запротестовать, но решила, что от нескольких лишних крыс хуже все равно не будет. Одна из крыс оказалась жива, и Лайана отскочила, но Заред пристукнул ее кулаком. Северн гордо улыбнулся.
Лайана насчитала пятьдесят восемь крыс, и, когда они исчезли со стола, она устало села рядом с Северном и оглядела комнату.
— Пятьдесят восемь? — переспросил Заред. — Мне не терпится рассказать Рогану!
— Кто-то забыл выкинуть эти кости, — вздохнула Лайана, глядя на стену над двойным камином, где висели шесть конских черепов. Раньше она не замечала их, возможно, потому что они были покрыты паутиной. Но Северн и Заред уставились на нее с таким видом, словно увидели дьявола.
Она оглядела лиф своего платья, который был грязен, но не слишком.
— Что-то не так? — спросила она.
— Это лошади Перегринов, — выдавил Заред.
Лайана понятия не имела, о чем говорит мальчик, поэтому вопросительно уставилась на Северна. Удивление на красивом лице сменилось глубочайшей ледяной яростью, на которую Лайана считала способной только Рогана.
— Говарды осадили замок Бивен, — спокойно начал он, — и уморили голодом мою семью. Мой отец, мать Зареда и брат Уильям умерли там. Отец подошел к стенам замка и попросил отпустить женщин, но Говарды не согласились. — Северн понизил голос. — Перед смертью они съели всех лошадей. Этих лошадей. — Он показал на черепа. Глаза его горели. — Мы ничего не забываем, и поэтому черепа останутся здесь.
Лайана с ужасом уставилась на черепа. Изголодаться до такой степени, чтобы есть лошадей!
У нее чесался язык сказать, что крестьяне Перегринов обречены на пожизненную осаду и, возможно, были бы рады есть лошадей, но она промолчала.
— Где мой муж? — спросила она наконец.
— В комнате для размышлений, — жизнерадостно сообщил Заред. Северн послал мальчику предостерегающий взгляд.
Лайана не стала ничего допытываться у мальчишки, потому что теперь понимала больше, чем вначале, Возможно, у мужа были причины гневаться. И недаром он так одержим деньгами.
Лайана встала.
— Простите, я должна искупаться. Скажите мужу, что я…
— Искупаться? — ахнул Заред, с таким видом, словно Лайана объявила, что собирается спрыгнуть со стены замка.
— Это приятное занятие. Тебе следует попробовать, — посоветовала Лайана, поскольку самыми грязными в этой комнате теперь оставались Северн и Заред.
— Пожалуй, не стоит, — пробормотал Заред. — Ты действительно велела наложницам брата уходить по вечерам домой?
— Совершенно верно, — улыбнулась Лайана. — Спокойной ночи, Северн.
Она стала подниматься по лестнице, но остановилась, заслышав голоса.
— А она мужественная женщина, — заметил Заред.
— Или же полная дура, — ответил Северн.
Лайана продолжала подниматься наверх. Через час она уже была в своей спальне и отмокала в деревянной лохани, полной душистой горячей воды, наблюдая игру пламени в камине.
Справа с грохотом распахнулась дверь, и в комнату ворвался Роган: внезапный шторм в мирный день.