Укрощение
Шрифт:
Она снова сложила вырезки в коробочку. Свернула их так же, как они были свернуты, чтобы не делать новых сгибов, и закрыла крышку. Сердце ее снова билось ровно.
Патрик подошел к принтеру и дрожащими руками вынул из него листы бумаги. К горлу то и дело подкатывала тошнота, и ему пришлось собрать волю в кулак, когда он шел по узкому коридору к кабинету Мелльберга. Дверь была закрыта, так что он постучал.
— Кто там? — послышался из кабинета недовольный голос шефа. Бертиль только что вернулся с так называемой прогулки, и его подчиненный
— Это Патрик, — сказал Хедстрём. — Я получил отчет Педерсена — мне подумалось, что ты тоже захочешь узнать о результатах вскрытия.
Он подавил в себе желание рывком открыть дверь. Однажды он уже так сделал — и обнаружил в кабинете храпящего начальника в одних застиранных кальсонах. Такую ошибку два раза не повторяют.
— Входи! — крикнул Мелльберг через некоторое время.
Когда Патрик вошел, его босс сидел и перекладывал бумаги на столе, делая вид, что очень занят. Хедстрём уселся на стул напротив него, и Эрнст немедленно пришел со своего места под письменным столом и поприветствовал его. Пес был назван в честь их бывшего коллеги, ныне покойного, и хотя Патрик знал, что о мертвых нельзя говорить плохо, ему казалось, что этот Эрнст куда симпатичнее своего тезки.
— Привет, дружочек! — сказал он и почесал пса, который тут же заскулил от радости.
— Ты белый как простыня, — сказал Мелльберг. Такое внимание к окружающим было для него нехарактерно.
— Да, не самое приятное чтиво, — проговорил его сотрудник и положил распечатку на стол перед шефом. — Прочтешь сам или пересказать устно?
— Перескажи, — попросил Бертиль и откинулся на стуле.
— Даже не знаю, с чего начать, — пробормотал Хедстрём и откашлялся. — Глаза удалены путем заливания в них кислоты. Травмы успели зажить, и наличие шрамов заставляет Педерсена сделать вывод, что это было сделано вскоре после похищения.
— Ах ты, черт! — пробормотал Мелльберг, наклонившись вперед и уперевшись локтями в крышку стола.
— Язык отрезан острым предметом. Педерсен не берется сказать, каким именно, но предполагает, что это мог быть большой секатор, ножницы для стрижки лошадей или что-то в этом духе. Скорее нечто такое, чем обычный нож, — продолжил Патрик.
Он слышал, как неестественно звучит его голос — и у Бертиля был такой вид, словно его вот-вот вытошнит.
— Кроме того, выяснилось, что в уши ввели острый предмет и нанесли такую травму, что Виктория потеряла еще и слух, — закончил Хедстрём, подумав о том, что он должен рассказать об этом Эрике. Ее догадка о девочке в вакууме оказалась совершенно правильной.
Мелльберг уставился на него и долго молчал.
— Стало быть, она не могла ни видеть, ни слышать, ни говорить, — медленно проговорил он наконец.
— Именно так, — кивнул Патрик.
Несколько минут оба сидели молча, силясь представить себе, каково это — утратить три важнейших способа связи с внешним миром, оказаться в безмолвной, плотной темноте без возможности взаимодействовать с другими.
— Проклятье! — воскликнул начальник участка, после чего снова наступила тишина. Молчание затянулось. Оба мужчины не находили слов. Эрнст облизнулся и тревожно посмотрел на них. Он ощущал тяжелую атмосферу, но не мог понять, в чем ее причина.
— Эти травмы, похоже, также возникли сразу после похищения или вскоре после него, — добавил Хедстрём. — Кроме того, ее, судя по всему, держали связанной. На запястьях и лодыжках — следы веревки. Зажившие и свежие. Еще у нее обнаружены пролежни.
Теперь побелел и Мелльберг.
— Готовы также результаты химического анализа, — продолжал Патрик. — В крови обнаружены следы кетамина.
— Кета — что? — не понял его собеседник.
— Кетамина. Это обезболивающее средство, относящееся к разряду наркотиков.
— Почему он находился у нее в крови?
— Трудно сказать — по словам Педерсена, он может давать различный эффект в зависимости от дозы. От большой дозы человек становится нечувствителен к боли и теряет сознание, от небольшой — у него развивается психоз и начинаются галлюцинации.
— А где его достают?
— Он продается, как и прочие наркотики, но, видимо, считается довольно элитным. Тут необходимо знать, как его использовать и в каких дозах. Парни, которые принимают его в ночных клубах, совсем не хотят заснуть и проспать вечеринку, что может произойти, если переборщить. Его частенько смешивают с экстази. Хотя применяется он в основном в медицине. И как обезболивающее для животных — в первую очередь для лошадей.
— Ах ты, черт! — воскликнул Мелльберг, сложив два и два. — А мы внимательно изучили этого ветеринара Юнаса?
— Да, само собой. Ведь Виктория исчезла по пути из их конюшни. Но у него солидное алиби, он ездил на вызов. Владельцы больной лошади уверяют, что он появился всего через пятнадцать минут после того, как Викторию в последний раз видели в конюшне, и оставался у них несколько часов. Кроме того, нам не удалось установить никакой связи между ним и остальными девочками.
— Однако эти последние данные заставляют нас еще раз посмотреть на него повнимательнее?
— Совершенно верно. Когда я рассказал обо всем этом остальным, Йоста вспомнил, что некоторое время назад в ветеринарном кабинете Юнаса произошла кража со взломом. Йоста пообещал поднять рапорт и посмотреть, упоминается ли в нем кетамин. Вопрос лишь в том, стал ли бы Юнас заявлять о пропаже, если бы сам воспользовался кетамином. Как бы то ни было, мы должны встретиться с ним еще раз.
Патрик помолчал, а затем набрал в легкие воздуха и заговорил снова:
— И еще одно. Я хотел бы, чтобы мы с Мартином совершили сегодня небольшую поездку.
— Так-так, — проговорил его шеф, словно уже ощущая дополнительные расходы.
— Думаю, нам следует съездить в Гётеборг и поговорить с мамой Минны Вальберг. А раз мы уже все равно будем там…
— То что? — с еще большим подозрением спросил Мелльберг.
— Ну, раз мы все равно там будем, мы могли бы встретиться с человеком, который поможет нам проанализировать поведение преступника.
— А, этакого специалиста по чужим душам! — произнес Бертиль, всем своим видом показывая, что он думает о представителях этой профессии.