Укрощенный дьявол

Карлайл Лиз

– А теперь запишите, Огилви, хорошо? – обратился Уолрейфен к своему секретарю. – Обед на семь человек, Смайт, после встречи с губернатором в продолговатой гостиной. Позаботьтесь, чтобы подали черепаховый суп для леди Делакорт, и разыщите бутылку бордо девятого года для преподобного мистера Амерста.

– Хорошо, милорд.

На столе Огилви зазвонили маленькие часы, и он взял календарь его сиятельства.

– А! В час завтрак с премьер-министром и министром внутренних дел в Уайтхолле, сэр, – напомнил секретарь.

– С Веллингтоном и Пилем? Неужели я

был так глуп, что согласился на такое? – Изобразив улыбку, Уолрейфен отодвинул кресло с твердым намерением подняться наверх и переодеться, но не встал, как можно было ожидать, и Огилви со Смайтом выжидательно замерли в тишине.

– Что-нибудь еще, милорд? – нерешительно кашлянув, в конце концов, спросил дворецкий.

– Утренняя почта, Смайт, – ответил Уолрейфен, машинально просматривая оставшиеся на столе бумаги. – Это все?

– Ну да, это все, – смутился дворецкий.

– Понятно. – Уолрейфен снова переложил листы.

– Вы ожидали еще что-то, сэр? – заботливо поинтересовался Огилви.

– Нет, – Уолрейфен покачал головой, но беспокойная мысль не оставляла его, – пожалуй, нет.

Он встал и извинился, но, пока он шел по коридору и поднимался по лестнице в свою спальню, тревожная мысль продолжала преследовать его. Столько сообщений, столько писем – и ничего от миссис Монтфорд? А ведь после ее последнего сообщения прошло больше двух недель. Это было довольно странно, потому что с тех пор, как его дядя нанял это женщину, у Уолрейфена не было ни одной спокойной недели. А теперь две недели гробового молчания? Неужели его отношение все-таки довело ее до крайности? Неужели она ушла? Неужели дядя Элиас довел ее до безумия?

О Боже, ему ничего не было известно. И во многом к собственной досаде, это доводило его самого до безумия.

«Все дело в том, – твердо решил Уолрейфен, – что мне нужна новая любовница. Необходимо перестать терзаться из-за своей мачехи и ее нового мужа, перестать думать об этой экономке и ее проклятых письмах и тем более необходимо перестать тосковать о Кардоу и своей прежней жизни, а вместо этого нужно просто поискать удовлетворения среди пышного полусвета». Он почти сожалел, что позволил Иветте – нет, Ивонне – уйти от него, но женщина стала жаловаться, что он слишком много часов отдает работе.

Вероятно, ее не заботило, что половина лондонского населения жила в нищете, которую она даже не могла себе представить. Вероятно, она не желала, чтобы ей напоминали о том, что в Англии детей регулярно бьют, заключают в тюрьмы и вешают по прихоти высшего класса. Нет, Ивонна – или черт знает, как ее звали – никогда не беспокоилась о чем-либо, кроме того, чтобы шляпка гармонировала с перчатками. И внезапно Уолрейфен понял, что его новая любовница не уменьшит боли, которая последнее время преследовала его на каждом шагу.

Боль? О Господи, до чего сентиментально этот звучит! Он ведь больше не тот оставшийся без матери ребенок, которого отправляли в школу-интернат или в помещение для слуг, потому что отец не желал, чтобы он беспокоил его своим присутствием. С тихим проклятием Уолрейфен вбежал в дверь своей

спальни, мечтая одеться и уехать, но Бидуэлл, его камердинер, едва успел снять с него утреннюю одежду, как в комнату вошел дворецкий.

– Милорд, – неестественно напряженно заговорил Смайт, – только что прибыло сообщение...

– Пусть подождет, – оборвал его граф. – У меня деловой завтрак.

– ...из Кардоу, – зловеще закончил дворецкий.

– Из Кардоу? – Уолрейфен отстранил Бидуэлла, державшего свежий шейный платок. – Продолжайте, – более мягко сказал он. – Что случилось?

– Плохие новости, милорд, – печально улыбнулся Смайт.

– Это... дядя Элиас? – Внезапно Уолрейфена охватило предчувствие того, что произошло самое страшное. – Это так, да? – прошептал он.

– Увы, сэр, – тихо ответил Смайт, – майор Лоример скончался.

– Боже мой. – На мгновение Уолрейфен закрыл глаза. – Как, Смайт? Что случилось?

– Неприятное дело, сэр, – пробормотал дворецкий. – Местный мировой судья требует, чтобы вы немедленно приехали в Кардоу.

– Это само собой разумеется. Но вы сказали – мировой судья? Какое отношение к этому имеет мировой судья?

– Мне очень неприятно, сэр, – еще сильнее помрачнев, ответил Смайт, – но, видимо, ваш дядя умер при невыясненных обстоятельствах.

Уолрейфену стало плохо, у него подкосились колени, и неожиданно в глубине души он остро ощутил свое одиночество. Святые небеса, как это могло случиться? Он снова подумал о плохо завуалированных предупреждениях миссис Монтфорд, но дядя Элиас всегда казался ему неуязвимым.

– Как он умер? – тихо спросил граф.

В наступившей тишине было слышно, как возится Бидуэлл, доставая дорожные корзины.

– Его застрелили, сэр, – наконец ответил Смайт.

– Застрелили? – Не веря услышанному, Уолрейфен пристально смотрел на дворецкого. – Как? Кто? Ей-богу, я повешу их и отправлю прямиком в ад. – Он совершенно забыл, что не одобрял смертную казнь.

– Предполагают, что в библиотеку забрался вор и напал на него.

– Вор? – отрывисто повторил Уолрейфен. – В Кардоу? Никто не осмелился бы. Кроме того, там высокие зубчатые стены, в нижние окна вставлены решетки, а окна библиотеки находятся на высоте тридцати футов. Там два внутренних двора, и все ворота держат надежно запертыми.

– Замки могли взломать, сэр, – предположил Смайт.

– Только не те, – мрачно возразил Уолрейфен. – Кардоу же крепость. Никто – никто – никогда не проникал в этот замок с помощью хитрости. Во всяком случае, за последние восемь столетий.

– О Господи, – пробормотал Смайт, очевидно, придя к какому-то мрачному заключению, но граф, перейдя к действиям, уже надевал пальто и направлялся к двери.

– Сообщите премьер-министру, Смайт, – распорядился Уолрейфен. – Я вынужден перенести встречу. Откажите сэру Джеймсу, отложите посещение «Общества Назарета» и пошлите записку леди Делакорт на Керзон-стрит. Скажите, чтобы она была готова в три часа выехать в Кардоу.