Укротить Чудовище. Часть 1
Шрифт:
— Могу я рассчитывать, что вы не станете передавать содержание нашей беседы лорду Данмару или кому бы то ни было еще? — сухо осведомился Стром.
— Нема как рыба, — заверила я.
— Доброго вечера, леди Грейн, — шутку горгул не оценил, отступил на шаг-другой и взлетел, не дожидаясь ответного прощания.
А я поплелась обратно в особняк.
— –
Фреа
Госпожа Эдита Блайски неуловимо похожа на лису, то ли рыжими волосами, убранными в замысловатую прическу, то ли хитрым выражением бледного лица с тонким острым носиком и голубыми глазами, следящими пытливо, неотрывно за мной, за каждым моим движением. Атласное платье цвета молодой листвы лишь подчеркивает что безупречно стройную, несмотря на двоих детей, фигуру, что яркий блеск очей, живых, беспокойных, словно капельки ртути. Госпожа Блайски не отпускает меня от
Понимаю, что им любопытно, что я для них — экзотическая зверушка вроде обезьянок, что привозили из Лианьшийской империи.
Понимаю, что при всем желании их, настойчивом, едва ли не назойливом, разузнать побольше обо мне и жизни в Вальсии, побеседовать лично со мной они не злы, не имеют намерений обидеть или оскорбить меня и потому я терпеливо отвечаю на все вопросы, улыбаюсь и веду себя так, словно мне действительно по душе и общество этих дам, и жадные, оценивающие их взгляды. Я стараюсь быть со всеми милой, любезной, как и положено хорошо воспитанной добродетельной леди, не делаю различий между обладателями дворянского титула и теми, чьи предки вышли из простонародья. Катерина, наоборот, холодна, презрительна и надменна, идеальное воплощение представлений о заносчивой высокородной леди, для которой даже находиться в обществе людей, много ниже ее по рождению, значит ронять собственное достоинство. Я пытаюсь сглаживать острые углы и неловкие моменты, маскирую двусмысленные замечания Катерины шутками и перевожу нить разговора в иное русло. Я честно исполняю свой долг, я искренне хочу произвести приятное впечатление на этих людей — кто знает, быть может, мне и впрямь придется жить в Герре и нет нужды создавать ощущение, будто я пренебрегаю всеми, чей род не восходит к титулованным переселенцам из погибшей Ритины.
Элану приходится хуже, чем мне. Я с легкостью могла бы вообразить подобную ситуацию на балу в столице княжества, но никак не ожидала, что на простом ужине в доме градоправителя может собраться столько юных девушек с предприимчивыми родителями и намерениями, слишком уж очевидными, возмутительно откровенными с учетом того важного факта, что большинство приглашенных — люди невысокого положения. Когда после окончания самого ужина мужчины задерживаются в столовой, а дамы переходят в гостиную, Элан получает передышку, но я знаю, это ненадолго, лишь до момента, когда мужчины присоединятся к дамам. Госпожа Блайски вспоминает вдруг, что пригласила музыкантов, и роняет невинно, что танцы явились бы чудесным продолжением вечера. Едва мужчины возвращаются в гостиную, и лакеи подают напитки, как госпожа Блайски объявляет о танцах и слуги открывают двустворчатую дверь в смежный салон, где уже дожидаются музыканты, а лишняя мебель убрана или передвинута к стене. Я замечаю, как в гостиную синей тенью проскальзывает леди Грейн — я совершенно уверена, что не видела ведунью среди дам до прихода мужчин, — оглядывается с удивлением и, найдя Фабиана глазами, направляется к нему. Они шепчутся о чем-то, и я немедленно отбрасываю предположение, будто ведуны могут говорить обо мне. В конечном итоге, мир не вертится исключительно вокруг Ренье, как бы нам ни хотелось думать обратного.
Лицо Фабиана искажает гримаса, Дезире осматривается наново, со скучающей тоской человека, принужденного отбывать тяжелую повинность. Как ни странно, но Фабиану идет и вечерний фрак, и аккуратно причесанные волосы, и толика аристократической надменности, позволяющая принять его за одного из нас, хотя я неожиданно ловлю себя на мысли, что обычные брюки, рубашка и более ровное заинтересованное выражение подходят ему больше.
Потому что на самом деле он простолюдин или потому что скромная повседневная одежда мне милее вычурных выходных нарядов?
Ведун перехватывает мой взгляд, чуть склоняет голову и улыбается самодовольно, словно ему известны мои мысли, словно он точно знает, о чем и о ком я думаю, глядя на него. Я поджимаю губы и отворачиваюсь поспешно, чувствуя, как заливает
Нельзя думать об этом, нельзя позволять себе вспоминать и, хуже того, упиваться призрачной сладостью запретных прикосновений. Папины тайны, шрам, привидение из рода Ренье — вот что должно занимать мои размышления.
Или, на крайний случай, мысли о женихе.
Мы с лордом Данмаром сидели на разных концах стола, но я украдкой посматривала в сторону жениха, наблюдала за ним, за его поведением в обществе, пусть и не высшем.
Лорд Данмар молчалив — при всем желании я не могла расслышать его бесед с соседями по столу и господином Блайски, однако замечала, что рот лорд открывал по большей части лишь затем, чтобы отправить в него кусок еды или потянуться за бокалом с вином.
Лорд Данмар хмур, погружен в свои мысли — вижу по взгляду отстраненному, отсутствующему. На реплики собеседников отвечает изредка и, подозреваю, невпопад, кивает медленно, едва ли не вяло, внимание дамам не уделяет, кажется, еще чуть-чуть, и вовсе позабудет, где и зачем находится. И я не знаю, радоваться ли подобной увлеченности своим делом или отмечать в том признак грядущих трудностей в семейной жизни?
Танцы затеяны ради Элана, ради возможности предоставить девушкам шанс побыть немного наедине с кавалером, попытаться очаровать объект брачной охоты. Меня приглашать не торопятся, и я не уверена, стоит ли ждать, что мой жених вспомнит о своей невесте. Переступив порог гостиной, лорд Данмар находит самый дальний и темный угол, забивается туда, будто загнанный в ловушку зверь, достает откуда-то из-за пазухи блокнот и короткий грифель и начинает что-то писать на раскрытой странице. Задумавшись, он грызет кончик грифеля, оба по очереди, хмурится сильнее и движениями резкими, раздраженными перечеркивает уже написанное. Гости дома Блайски обтекают лорда Данмара, будто состоятельные горожане — просящего милостыню на улице, отводят глаза и демонстративно не замечают его. Я сижу на одном из диванов подле разожженного камина, вместе с Катериной, госпожой Блайски и несколькими женщинами постарше, сопровождающими хозяйку дома, словно свита даму королевских кровей, и весьма успешно совмещающими беседу со мной и пристальное, все подмечающее наблюдение за дочерьми, танцующими в салоне, дверь в который распахнута настежь. Мужчин на ужине меньше, чем женщин, кавалеры помоложе удалились в салон в поисках благосклонности свободных девушек и — это тоже очевидно — дабы не создавать ощущения, будто цель охоты одна-единственная на вечере. Господа старшего возраста остались в гостиной, они держатся особняком, ведут свои беседы и, сколь подозреваю, тоже оценивают меня, но не как блестящую высокородную леди из самой Вальсии, не как девицу Ренье — как фактор, способный оказать существенное влияние на Герре и его жителей, как изменение, несущее в себе и хорошее, и плохое, вопрос лишь, чего будет больше?
И, уж конечно, менее всего я ожидала, что Фабиан, оставив леди Грейн в одиночестве, подойдет к нам и с почтительным полупоклоном подаст мне руку.
— Леди Ренье, позволите пригласить вас на танец?
Первый мой порыв — отказать.
Немедленно, со всей строгостью, со всей холодностью, что более пристала Катерине.
Дамы умолкают, переглядываются с немалым удивлением, Катерина же смотрит требовательно на меня, и я вижу отчетливо — ответ сестры полностью солидарен с первым моим порывом.
— Да, с удовольствием, господин Кейри, — произношу я и, приняв руку, поднимаюсь.
Не понимаю. Хочу разобраться, но не могу.
Фабиан ведет меня в салон, где музыканты заканчивают одну композицию и, выждав минуту-другую, пока все пары раскланяются и разойдутся, сменяясь и уступая место другим, и начинают следующую. Элан, проводив к стене очередную партнершу, смотрит на нас с изумлением, с искренним недоумением, но мне нечего ответить, я отворачиваюсь от брата и встаю в круг, кладу ладонь на плечо Фабиана.
— Нам надо поговорить, Фреа, — замечает Фабиан, обнимая меня за талию.
Рука партнера должна быть выше.
— Мне кажется, нам не о чем говорить, господин Кейри, — возражаю я.
И смотреть в его глаза тоже не могу.
Я позволила себя поцеловать. И того хуже, ответила на поцелуй. Кто знает, как далеко мы зашли бы, если бы ведун не обнаружил шрам?
— Думаешь, я поверил в этот бред про мышь? — Фабиан ведет меня по кругу, ограниченному стенами салона и оставшимися возле них людьми.