Укротитель времени (сборник)
Шрифт:
ЗАТЕРЯВШИЙСЯ В МИРАХ
1
Теплым осенним днем Лафайет О'Лири сидел в обитом парчой кресле в своей просторной библиотеке. Ее высокое окно со шторами выходило во дворцовые сады Артезии. Лафайет О'Лири, в прошлом гражданин США, теперь, после пожалования ему рыцарского звания, стал сэром Лафайетом О'Лири. На нем были алые брюки до колен, белоснежная рубашка из дорогого шелка и туфли из мягкой кожи с золотыми пряжками. На одном из пальцев поблескивало кольцо с крупным изумрудом, а другой палец украшал массивный серебряный перстень с изображением секиры и дракона.
О'Лири подавил зевок и отложил в сторону книгу, которую рассеянно листал. Это был толстый, обтянутый кожей том по искусству внушения — со множеством гравюр, но, увы, без конкретных рекомендаций. Вот уже три года — с тех самых пор, как Центральная сняла досадное вероятностное напряжение в континуумах, перенеся его сюда из Колби Конерз, — он без видимых результатов пытался восстановить свою утраченную способность управлять физическими энергиями. Об этом писал профессор доктор Ганс Йозеф Шиммеркопф в своем основательном труде по практике месмеризма. «Вот уж действительно стоящая книга!» — подумал Лафайет. К сожалению, он успел прочитать только начало первой главы. Какая жалость, что ему не удалось захватить ее с собой в Артезию! Но под конец события стали развиваться слишком стремительно — ему пришлось выбирать: либо пансион миссис Макглинт, либо жизнь с Дафной во дворце. Разве можно было колебаться?
«Чудесное было время», — размышлял Лафайет. Все эти годы в Колби Конерз он чувствовал, что не создан для того, чтобы быть простым чертежником и получать гроши, питаясь сардинами. Жизнь проходила в мечтах. И вот однажды ему в руки случайно попала старинная книга профессора Шиммеркопфа.
Стиль был несколько архаичен, но основную мысль он понял: если сосредоточиться, то мечты могут превратиться в реальность, или, по крайней мере, возникнет иллюзия того, что они превратились в реальность. Ну что ж, если посредством самовнушения можно превратить убогую комнату в покои, украшенные шелковыми узорчатыми портьерами и наполненные ночными ароматами и отдаленной музыкой, то почему бы не попробовать?
Лафайет попробовал — и его попытка увенчалась поразительным успехом. Только он представил живописную старинную улочку в живописном старинном городке, как — раз: он тут же там и оказался. Окружающие его предметы, звуки и запахи делали иллюзию вполне реальной. Он знал, что это всего лишь самовнушение, но от этого мираж не утрачивал своего очарования. Когда же события приняли нежелательный оборот, он сделал еще одно удивительное открытие: если это и был мираж, то он не мог вернуться из него к реальной действительности. Артезия оказалась настоящей, такой же настоящей, как и Колби Конерз. Более того, некоторые утверждали, что Колби Конерз — сон, приснившийся ему, а по-настоящему существует только Артезия.
Конечно, потребовалось время, чтобы понять, что именно Артезия была его духовной родиной. Какое-то время Лафайету казалось, что он вот-вот ответит на извечный вопрос о том, проснется ли когда-нибудь человек, которому приснилось, что он упал со скалы. Впрочем, со скалы он не падал, зато у него была реальная возможность умереть практически любым иным способом. Сначала его вызвал на дуэль граф Алан, и только ночной горшок, метко брошенный Дафной из окна дворца в психологически верный момент, спас его от верной смерти. Затем король Горубл потребовал, чтобы он отправился на охоту на дракона, обещая взамен сохранить ему жизнь. После этого, удачно избежав всевозможных опасностей, он убил Лода, двуглавого великана. Позже Лафайет узнал, что и Лод, и его прирученный алозавр — дракон, наводивший ужас на всю страну, — были перенесены в Артезию с другой планеты по приказу лжекороля Горубла.
В душе Лафайет признавал, что его заслуги во всем этом мало. Только благодаря счастливому стечению обстоятельств ему удалось разоблачить узурпатора, убившего законного короля и похитившего наследника. Лжекороль Горубл перенес ребенка в другой континуум на корабле «Травелер», который он незаконно прихватил из Центральной,
Возникла весьма неловкая ситуация, из которой сам же Горубл нашел выход — упав в «Травелер», он мгновенно исчез из их жизни. После этого Лафайет отрекся от престола в пользу принцессы Адоранны и счастливо зажил с очаровательной и преданной Дафной.
Лафайет вздохнул и, поднявшись на ноги, посмотрел в окно. Внизу, в дворцовых садах, гости пили чай. Видимо, чаепитие подходило к концу, так как вот уже несколько минут Лафайет не слышал ни разговоров, ни смеха. Дорожки и лужайки почти опустели. Последние гости шли к воротам; одинокий дворецкий спешил к кухне с подносом чашек, тарелок и смятых салфеток. Служанка в короткой юбке, открывавшей стройные ножки, сметала крошки с мраморного столика у фонтана. Вид ее кокетливого платья вызвал в душе Лафайета грустные воспоминания. Если сощуриться, то можно представить, что это Дафна — такая, какой он впервые увидел ее. «Все было тогда как-то веселее и проще», — печально подумал он. Конечно, были некоторые сложности: старый король Горубл был настроен отрубить ему голову, да и у великана Лода были примерно такие же намерения. Кроме того, надо было победить дракона, а о сложных отношениях с графом Аланом и Рыжим Быком и говорить не приходится.
Но теперь Лод и его страшный дракон были мертвы. Что же касается игуанодона, ручного дракона Лафайета, то он был жив и прекрасно себя чувствовал в заброшенном пороховом складе поблизости, где ежедневно съедал двенадцать охапок свежего сена. Алан женился на Адоранне и стал вполне любезен, так как повода к ревности больше не было. Рыжий Бык написал воспоминания и обзавелся маленькой уютной гостиницей под названием «Одноглазый», которая находилась на окраине столицы. Ну, а о Горубле никто ничего не знал — слишком уж поспешно покинул он данное измерение на своем «Травелере». Дафна была по-прежнему мила и очаровательна, но он редко видел ее. Титул графини не слишком вскружил ей голову, просто теперь ее жизнь, казалось, состояла из сплошных развлечений. Не то чтобы ему вновь хотелось оказаться в положении преследуемого беглеца или чтобы Дафна стала горничной, любящей его бескорыстной любовью, но…
Жизнь как будто остановилась: одно запланированное увеселение сменялось другим. Взять хотя бы намеченный на сегодня обед! А как прекрасно было бы очутиться вдвоем с Дафной вдали от всего света, в каком-нибудь уютном ресторанчике, где из проигрывателя льется тихая музыка…
Он очнулся от задумчивости. В Артезии не было ни ресторанчиков, ни неона, ни проигрывателей. Зато здесь есть маленькие уютные таверны с закопченными балками и пивными бочонками, перетянутыми медными обручами. В них парень с девушкой могут пообедать олениной при свете сальных свечей. И он с Дафной мог бы пойти в такую таверну. Им вовсе не обязательно участвовать в еще одном блестящем празднике.
Лафайет быстро направился к двери и, пройдя в соседнюю комнату, открыл дверцу шкафа, в котором висело множество великолепных туалетов. Он достал лиловый камзол с серебряными пуговицами. В такую погоду можно было бы обойтись и без камзола, но по протоколу он не мог появиться перед гостями в рубашке. Это вызвало бы недоуменные взгляды и расстроило Дафну, а принцесса Адоранна подняла бы свою идеально очерченную бровь…
Подумать только, чем все кончилось, размышлял Лафайет, натягивая камзол и торопливо спускаясь в зал: раз и навсегда заведенный порядок, однообразная рутина. Господи, да разве не то же самое сводило его с ума в Штатах, где он был бедным чертежником? Впрочем, он и сейчас находился в Штатах, по крайней мере географически. Артезия располагалась на карте там же, где и Колби Конерз. Она просто была в другом измерении, и в ней, как он считал, шла настоящая жизнь.