Укротитель
Шрифт:
Выбегаю на самое широкое место, Настя что-то кричит, Мальвина машет руками, но я только отмахиваюсь, мол, спрячьтесь и не лезьте.
— Хрен вам, вороны тормозные! — ору я во всю глотку, задрав голову, и всеми четырьмя руками изображаю разные неприличные жесты. Поначалу гарпии не обращают на меня особого внимания, но каждая их атака, от которых я ухожу впритирку, ехидно комментируя их криволапость и косокрылость, распаляет их всё сильнее и сильнее. Наконец, одна из них теряет осторожность и спускается чуть ниже, чем следует.
— Живьём гадину! — командую я своим, и Мальвина в последний
— Пернатые крысы! Ни х** у вас не выйдет! — снова ору, уже матом. Новый шквал атак, уворачиваюсь с трудом, но всё равно прыгаю к телу, ударами когтей и хвоста отрубаю крыло, опять прыгаю от новой волны атак и размахиваю над головой жутковатым трофеем.
— Ну! Кто добьёт тупую п****?! — это правда: вся окровавленная, без одного крыла, сбитая гарпия ещё жива: будто пытаясь улететь, судорожно загребает уцелевшее крыло, дёргаются сломанные ноги… Настю тошнит в укрытии, и Мальвина что-то бледновата… Да и я себя чувствую не лучшим образом. С неба слышится нечленораздельный и нецензурный вой.
— Давайте! Летите сюда, косоглазые суки! Я вас научу Родину любить! — уже неважно, что именно я ору — их бесит сам факт того, что я до сих пор стою, невзирая на все их атаки, да ещё и насмехаюсь над ними. Уже несколько гарпий не выдерживают, срываются в пике — и я встречаю их броском двух копий, с разбега, в прыжке, чуть не оторвав себе руки — и в одну всё же попадаю. А остальных накрывает молнией позабытая ими Мальвина.
В рядах пернатых начинается раздрай — те, что поумнее, видимо, хотят свалить, а те, что погорячее — продолжать.
— Валите отсюда, куры безмозглые! Вам тут ничего не светит! — последняя из сторонниц драки теряет осторожность и немедленно получает молнию. Меня всё-таки задевает вихрем перьев и магии, больно, но чешуя держит, и я стою, гордо и презрительно показывая неприличный жест вслед улетающим гарпиям.
Меня разбудили тихие всхлипы под боком. Слева? Мальвина. Попытка погладить и успокоить не увенчалась успехом — рука не поднималась, как налитая свинцом… Хорошо хоть не привязана… С некоторым трудом удалось повернуть ладонь и погладить тёплый бок. Во избежание, погладил Настю тоже и решительно открыл глаза. Темнота кромешная, не видать ни зги… Чувство пространства — не знаю, как его ещё описать — показало небольшую пещеру, много камня во все стороны, вход узкий, идёт дальше, чем те примерно десять метров, на которые я могу дотянуться…
У Насти на руке лубки — трещина в кости, почти перелом. У Мальвины повязка на левом глазу, разобраться не получается.
— Девочки, я с вами! — пытаюсь звучать бодрее, чем себя чувствую. — Но только духом, тело обещало
— Плохо. У меня, кажется, рука сломана, а у Мальвины глаз повреждён, видеть, скорее всего будет, только неизвестно, когда, и шрам, наверное, останется. А ты как упал, так и спишь уже сутки, ни на что не реагируешь, а мы тут переживаем, — говорила Настя, Мальвина молчала, лишь тихо всхлипывала.
— Гарпии? — даже говорить было трудно.
— Улетели и не возвращались. Они шалаш разгромили. Покедекс разбили, — пояснила Настя в ответ на моё недоумение. Покедекс — это плохо, но объясняло состояние Мальвины. Надо было думать, думать очень быстро, а сил не было совсем, хотелось просто лежать и не шевелиться.
— Мальвина, ты стала любить его меньше? Или хуже помнить? — Её единственный глаз наполнился возмущением — как я только мог такое подумать! — Нет? Кто бы сомневался! Твоя память и твои чувства вот тут, — я постучал пальцем ей по лбу, «с помощью лома и какой-то матери» всё-таки приподняв руку. — Мерзкие пернатые сломали всего лишь старую, и так почти дохлую железку. И убью я их не за это.
— Но это всё, что у меня осталось от старого мастера!
— Нет, — говорить становилось всё труднее. — Ещё ты. Ты жива и помнишь… — я уснул, не договорив и не узнав, удалось ли мне утешить Мальвину, потерявшую последнюю связь со своим прошлым.
В следующий раз я проснулся от голода. Самочувствие было в целом нормальным, только неимоверно хотелось жрать. Мальвины в пределах досягаемости не наблюдалось, Настя, судя по запаху, что-то готовила ближе к устью пещеры. Готовка давалась ей пока с переменным успехом, но от сырого мяса она отказалась бесповоротно.
— Кажется, я вовремя! — мне удалось принять сидячее положение, уперевшись руками в пол и прислонившись спиной к стене. — Что у нас на завтрак?
— Тушёный кролик с травами, — соли не было и мы выкручивались, как могли. — Только это не завтрак, а обед.
— Ничего не знаю, у вас, может, и обед, а у меня когда проснулся — тогда и завтрак. — в несколько приёмов мне удалось переползти поближе. В теле по-прежнему была слабость, но не болезненная свинцовая тяжесть, а нормальная слабость выздоравливающего человека. — Как там Мальвина? Наверное, это был сильный удар для неё…
— Мальвина? А про меня спросить ты не хочешь? — Настя, впервые на моей памяти, кажется, обиделась.
— Хочу. Но позже, как и про глаз Мальвины. Телесные раны всегда заживают, раньше или позже, так или иначе, а вот раны душевные могут болеть всю жизнь. Дай сюда, — я указал на её замотанную руку. Она, всё ещё обижаясь, подчинилась. Я сфокусировал внимание на повреждённом участке кости.
— Когда я смотрел в прошлый раз, у тебя была трещина, вот здесь. Сейчас она выглядит уже заметно лучше, ещё несколько дней, максимум неделя — и заживёт окончательно. — притянув её к себе, я поцеловал скулу, где был синяк. — А здесь уже зажило. Видишь — я всё помню! — я прижал её к себе крепче… А потом — осторожно, чтобы не задеть больную руку, уронил на себя и обнял всеми четырьмя руками.