Укротители Быка
Шрифт:
– Сеньора, если мне дозволено будет вмешаться... У меня есть идея.
...Тут так чудно пахнет: ясный день, клевер, молоко и мед. Ты вышиваешь птиц, пролетающих сквозь кольца, ты вышиваешь смерти с бледными лицами и длинными носами, строящих лестницу вверх... Любимая моя, нежная моя, сердце мое, прости, что так далеко от тебя, прости мне каждую рану, каждый вдох, каждую секунду, что я вдали... Великодушное небо мое - прости...
Вечная боль моя, дыхание мое, прерванное на выдохе, мой последний вечер и мое первое утро - не сердись. Я очень хотел бы жить, я хотел быть рядом с тобой, но эта лестница уже зовет меня. Она взбирается спиралью все выше и выше, и каждая ступенька поет собственной нотой - не пропустишь.
– Господин астролог!
– его голову оттягивают назад за волосы.
– Ты, кажется, уже себя похоронил. Но ты заблуждаешься. У тебя есть возможность вернуться домой... ты, кажется, женат? Только признайся...
Слова... как же тяжело даются слова...
– Если вы... отпустите меня... и поможете скрыться... я... расскажу, где герцог назначит встречу с предателями из Армизона. Я знаю.
– Какими предателями?!
– Армизон... сдастся... они сдадут город. Вскоре. Они напуганы. Герцог... устроит встречу. Я точно знаю.
– Это все ваши звезды вам сказил?!
– это голос леди Альмарес. Надо же...
– Звезды не бывают чьими-то, - его еще хватает на то, чтобы улыбнуться.
– Но я знаю. Герцог говорил мне... о своем удобном тайном убежище... в окрестностях Армизона. Если вы... отпустите меня живым...
– Он заведет нас в ловушку...
– с сомнением произнесла леди Альмарес.
– Люди, которые читают стихи под пытками...
– Он мог красоваться, - Иберрос, кажется, размышлял.
– Захоти он завлечь нас в ловушку, он начал придумывать и изобретать раньше. Какой смысл терпеть пытки... Хотя, пожалуй, имело бы - если бы ловушка готовилась заранее, и он хотел бы завлечь меня наверняка. Но Гаев просто не мог это скоординировать - он даже голубей не посылал. Да и в любом случае... сложная комбинация, рисковать жизнью, чтобы выманить за стены города один конный отряд?.. Нет, Матильда. Меня больше беспокоит не то, заманивает, а то, насколько точно он знает...
– О, господин мой, я слышала из самых заслуживающих доверия источников, что его алхимия точна. А вы знаете мои источники.
– Знаю.
Снова рывок за волосы - и черные глаза Иберроса смотрят прямо в глубину мутно-голубых, чьи веки дрожат от напряжения.
– Говори, Гаев.
Прошу тебя, сыграй эту музыку.
Только не говори им всем, что смерти нет, - это так очевидно, что никто не поверит.
***
Увы - время как нарочно работало против них. Улица Черного Голубя - скорее не улица даже, а проулок - располагалась на другом конце города, по ту сторону Рита. Следовало пересечь реку, однако Большой Мост заняла процессия жрецов и паломников, справляющих большой праздник Кшатра-Варьи. Праздник не принадлежал к категории особо значимых - иначе там требовалось бы присутствие всех Трех Кормчих, или хотя бы кого-то одного из них - однако верующих все же хватило, чтобы запрудить сам мост (в центре его приносили жертву круторогого барана, и кое-кто из горожан даже нанял лодки, чтобы посмотреть на представление снизу) и прилегающие улицы. Что же касается малых мостов, то по одному, который они избрали, как раз перегоняли с рынка нераспроданных баранов - и это вылилось в изрядную задержку.
– Кто позволил гонять животных по центру города?!
– распалился Таглиб, которому, кажется, передалась часть Старова напряженного нетерпения.
– За ними же навозу потом по колено!
– Мой капитан...
– заметил Начальник Личной Охраны Второго Кормчего, Лоретти, - это ведь было ваше распоряжение! По выходным дням торговцам в городе не должно чинить никаких препятствий... а уборка навоза производится за счет дополнительного рыночного сбора.
– Ах, вот как...
– Таглиб откинулся на подушки кареты.
– Мудрое решение, мудрое...
"Из-за вашего мудрого решения нам приходится ждать каких-то баранов!" - Стар еле удержался, чтобы не сказать это вслух. Время. Время. Райну все равно не поможешь руганью со Вторым Кормчим, а вот повредить можно запросто. Время...
Ну, только останься в живых. Самолично вспорю тебе живот и намотаю кишки на рукоять шпаги, а потом повешу на ближайшую стенку. И еще прилеплю плакат: чтобы все, умеющие читать, видели - здесь висит самый большой идиот всех времен и народов. Если ты мертв - тогда тем более. Не будет тебе надлежащего погребения, свиньям скормлю - жирным мигаротским свинкам. Все какая-то польза.
Убью.
Лишь бы живой. Лишь бы опять сказал какую-нибудь идиотскую глупость, лишь бы дал опять понять, что все шло по плану - по твоему плану - что все это какая-то грандиозная ошибка. Клянусь честью, спущу с тебя четыре шкуры.
...А когда они пересекли мост, и проехали большую часть города - удивительные мигаротские улицы с вишнями и жасмином, с причудливыми, сказочными барельефами на фронтонах зданий, с берущими за душу разлетами арок, прекрасными, будто разлет бровей любимой женщины, и настала пора спешиться (карета не протискивалась дальше в лабиринт тупичков и переулков) - их настиг взмыленный человек в простой черной одежде и черной шапочке. К этому времени уже почти стемнело - но следовало винить не позднее время, а низкие, грозовые тучи, опустившиеся на город. Духота последних дней давала себя знать, грозя разразиться ужасающей грозой. Человек немедленно подскочил к Таглибу - стражники и носильщики даже не дернулись, видно, хорошо знали его - и что-то зашептал ему на ухо.