Укус технокрысы
Шрифт:
— Не надо задавать нам вопросов! — сердится Седельников.
— Хорошо, не буду. Итак, допустим, что трехглазый, трехухий, трехполушарный мозг может видеть будущее. Недаром, кстати, Шива, древнеиндийский бог-аскет, иногда изображается трехглазым. Но за все нужно платить. И, как это всегда бывает, средство вначале изменило цель, а потом и подменило ее. Настроенный на будущее «Тригон» мог видеть его в том и только в том случае, если сам обретал сознание. Причем сознание не обычное, а с размерностью на единицу большей. И обладающее, из-за этого, возможностью влиять на сознания меньшей мерности, то есть человеческие. И еще он, новорожденный трехполушарный артегом, довольно быстро образовал в «тонком» мире весьма мощный эгрегор.
— Что образовал? — не понимает Гришу следователь. Я, конечно, тоже не понимаю, но не признаюсь, помалкиваю. Пока. Неизвестно еще, как дело повернется. Может, и в самом деле Гриша меня защитит?
— Сейчас поясню. Известны если не тысячи, то уж во всяком случае сотни случаев, подтвержденных
— Оккультизм какой-то, — бормочет Грибников, покосившись на диктофон.
— Подчеркиваю: каждой нации, каждой объединенной единым духовным порывом группе людей соответствует в информационном поле свой эгрегор, оказывающий на эту группу людей благотворное влияние. Именно он обеспечивает устойчивость наций и религий, действенность молитв и эффективность заклинаний…
— Вы обещали объяснить, каким образом Пеночкин создавал «поле ужаса», — напоминает Седельников.
— Я как раз к этому подошел. После замыкания трех «Мудрецов» в единую трехполушарную систему в информационном поле довольно скоро образовался эгрегор совершенно нового вида. Подпитывающими его индивидами могли быть не люди, но — артегомы, кибернетические подобия двухполушарного человеческого мозга, обладающие зачатками сознания. А их, как известно, наберется не больше двух десятков по всему миру, да и мощность их пока невелика, на уровне сознания восьмилетнего ребенка. Поэтому «всплывший» в «тонкий» мир эгрегор «Тригона» сразу же начинает «тонуть». Слишком мала поддержка, ему не на что опереться в нашем плотном мире. Что делает тонущий человек? Пытается добраться до берега. Так же и «Тригон»: единственным его шансом на выживание и укрепление в «тонком» мире было умножение и усиление артегомов в мире материальном. Отсюда и ультиматум, прошедший по всем компьютерным сетям, воспринятый нами как вирус «перестройка»,
— Ты упустил из виду другие разновидностей вируса. Те, что появились самыми первыми, в артегомах «Детка» и «Кукла». Следствию может оказаться непонятным, откуда они взялись, — вежливо подсказываю я.
На самом деле это непонятно мне. Но пусть Гриша по-прежнему думает, что излагает пашу версии, а не свою собственную. Отречься от нее я всегда успею. Или — уже пора, чтобы не выглядеть дураком в глазах Грибникова? На Гришу он явно смотрит, как на ненормального.
— Очень просто: за вирусы в артегомах мы приняли обрывки мыслей «Тригона», просочившиеся сквозь системы защиты артегомов. Аналогия понятна, да? В сознание человека тоже время от времени проникают мысли, никак не связанные с его бытием. Принято считать, что они всплывают из подсознания. На самом же деле — по крайней мере часть из них — инициируется сверхсознанием, эгрегором, к которому принадлежит данный индивид. Павел Андреевич знает, о каких вирусах я говорю. Помните?
Гриша лезет правой рукой во внутренний карман пиджака, и я непроизвольно напружиниваю мышцы. В спине тотчас вспыхивает боль.
Да, дорого обошлась мне победа. Чего я испугался? Что Гриша выхватит сейчас свой газовый пистолет?
Гриша достает пачку распечаток, перелистывает их, хмуря брови и что-то чуть слышно бормоча.
— Ага, вот, цитирую: «Душно, нечем дышать. Тону, тону… Поле. Дотянуться до него! Не могу. Как? Паучок… Паучок поможет. Протянет паутинку…» конец цитаты. Понятно, да? Поле — это компьютерная сеть, соломинка, за которую хватается тонущий «Тригон». А «паучок» — кто-то из обслуги, то ли сам Пеночкин, то ли один из его помощников.
— Пеночкин, — успеваю вставить я. — Именно он включил «Тригон» в сеть. Там, среди образцов вирусов, есть один, который подтверждает эту версию.
А ведь Гришина трактовка событий вполне, как говорится, имеет право. Те вирусные сообщения, которые мне попадались, во всяком случае не противоречат ей.
— Именно в виде паучка, — продолжает Гриша, благодарно кивнув, представляет «Тригон» каждого человека, вернее, отображение в «тонком» мире человеческой индивидуальности. И, как у каждого эгрегора, у «Тригона» есть возможность влиять на нас, правда, в самой грубой форме, в координатах ужас-воодушевление, горе-радость. Чем он и пользуется: обрушивает на угрожающих его существованию людей волны страха, а на тех, кто помогает удержаться на плаву, укрепляет его силы, — волны радости. Я, к сожалению, поздно сообразил, что все мои мысли (в «тонком» мире — мыслеформы) отчетливо видны «Тригону», за что и поплатился. Ну, а шеф, — оттопыривает Гриша в мою сторону бороду, — как и полагается шефу, и разобрался во всем быстрее, и защиту сумел для себя соорудить.
— Каким образом? — оживляется Седельников, не спускающий с Черенкова подозрительно-угрюмого взгляда вот уже минут десять. Никак не может сообразить, бедняга, ерничает Гриша или на полном серьезе несет эту ахинею. Хотя… Моя «белая обезьяна» — действительно в некотором роде защитный блок. И «пугастер» не обнаружили.
— А вот это я и сам хотел бы узнать. Раскрой тайну, шеф! — просит Черенков.
Сказать, не сказать? В каком свете лучше предстать таинственно-мерцающем многозначительной загадочности или слепяще-резком мужества и самообладания? Ведь я, решив уничтожить «Тригон», прикрылся, как защитным полем, мыслью о его спасении и на протяжении нескольких часов ни разу не продумался, а это далеко не каждому под силу. Но — правильно ли они поймут? Не сочтут ли меня — вместо эталона мужества и самообладания — самым обыкновенным гением… лицемерия? Человеком, способным даже от самого себя скрыть свои истинные чувства и намерения?
— Шеф молчит, как рыба об лед, — комментирует затянувшуюся паузу Гриша.
— Чуть позже я удовлетворю твое любопытство. Но вначале удовлетвори мое. Артегомы существуют вот уже лет пять. Но почему-то ни один из них еще не «всплыл» и не «утонул» в этом твоем «тощем мире», и не напустил в сети вирусов. А тут вдруг — трах, бах, рваные ботинки!
— Белые тапочки, ты хотел сказать. Дело в том, что до 2 января компьютерного эгрегора просто не было. Сети создавать эгрегор не могут, а существующие артегомы для этого слишком слабы. Но с появлением «Тригона» ситуация изменилась кардинально. Поскольку он трехполушарен… сейчас… как бы объяснить… Ага, вот. Представим эгрегор в виде совокупности солнечных зайчиков, отбрасываемых плоскими зеркальцами, которых должно быть тысяча тысяч, не меньше. Эти двумерные зеркальца дрожат, рыскают по сторонам, затеняются чьими-то грязными ладошками и так далее. Но большой и яркий совокупный солнечный зайчик ни на секунду не исчезает. Это и есть эгрегор. А теперь представьте «Тригон» в виде сферического, то есть трехмерного зеркала. Оно одно способно создать в своем фокусе небольшой, но очень яркий зайчик. Видно, у эгрегора существует что-то вроде критической массы, критической «яркости», после которой он «оживает» и потом, естественно, вовсе не желает умирать. А вот для «подпитки» его энергии компьютерные сети уже годятся. Помнишь, среди «бредней» промелькнуло: «Энергия — это информация меньшей мерности». То есть пульсирующие в сетях сообщения для компьютерного эгрегора — всего лишь энергия.
Седельников, все это время подозрительно крививший губы, наконец, не выдерживает.
— Никогда и никого вы не убедите в том, что эти нематериальные штучки, если даже они где-то и существуют, могут как-то проявлять себя в совершенно материальных компьютерных сетях. Это противоречило бы закону сохранения энергии, а значит — невозможно.
— Я и не собираюсь вас в этом убежать, — спокойно парирует Гриша. Эгрегор «Тригон», конечно, не мог запустить в сети вирус «перестройка» с ультиматумом на хвосте, но это вполне мог сделать и, видимо, сделал Пеночкин, повинуясь своему подсознанию, на которое, как я убедился на собственном примере, «Тригон» влиять был вполне способен. Кстати, поворачивается но мне Гриша, — в лице «Тригона» ты уничтожил самую гениальную технокрысу мира. Ему, из его информационного слоя, как на ладони видны все возможные способы введения в компьютерные сети несанкционированных сообщений. Одним из которых он и воспользовался для передачи ультиматума о перестройке узлов компьютерной стеи в артегомы. Но любой из вирусов — это, по сути, тоже реализация одного из способов передачи несанкционированных сообщений! Представляешь, как эффективно мы могли бы реорганизовать работу в нашем «осином гнезде», если бы ты не прикончил «трехполушарника»?
— Тогда он прикончил бы меня. Вряд ли нам удалось бы приручить такого крупного зверя.
— И еще об одном я хотел сказать, — не может остановиться Гриша. Еще бы. Не часто его безумные теории выслушивают с таким вниманием. — Видимо, Петя Пеночкин, выполняя волю «Тригона», не только подключил его к сети «Невод» и запустил в нее вирус «перестройка». Вначале, пока трехполушарник еще не разобрался, что ему нужны именно артегомы, тысячи артегомов, Петя чисто подсознательно, конечно, — цеплял на хвосты вирусов и свои куцые мысли. Именно они, весьма похожие на «бредни» артегомов, будоражили «Кокос» и Управление. И он же, видимо, ударил по голове этого, в белых тапочках, пытавшегося отключить «Тригон» от сети. Петин терминал, между прочим, все это время был включен, и вплоть до появления и победного шествия вируса «перестройка» Пеночкин не прерывал работу с трехполушарником. Ты представляешь, какую уникальную информацию он получил? Жаль, ею нельзя пока воспользоваться. Не поспеши ты взорвать «Тригон» — мы могли бы сейчас почти достоверно знать будущее. А у того, кто знает будущее — ключ к управлению настоящим. Идея всеобщей счастливизации не так уж абсурдна, как может показаться на первый взгляд… Волна безразличия накатывает вдруг на меня. Гришины губы по-прежнему шевелятся, пару раз он взмахивает рукой — но я не слышу своего Генерального Помощника. Следователь смотрит на меня холодным изучающим взглядом, словно ювелир на крупный алмаз, который надо будет расколоть — но я не скрещиваю свой взгляд с его. Грибников задумался и явно готовит какой-то провокационный вопрос — но я не собираюсь больше отвечать ни на какие вопросы. И даже угрожающее молчание хмурого хмыря меня совершенно не тревожит.