Укус ящерицы
Шрифт:
– Дела не отпускают? – спросила Эмили. – Вы, наверное, совсем не отдыхаете.
– Как говорится, колесико ржавеет, когда не крутится. Кому же хочется стареть? – Англичанин помолчал. – Вы правы, дела не отпускают. То, чем я сейчас занимаюсь, у наших друзей строителей называется «благоустройством территории». – Он скользнул по ней холодным взглядом. – Аккуратность – это добродетель. А я привык считать себя добродетельным человеком.
Глава 7
В дом Рандаццо они вошли ровно в девять утра. Дом располагался в тихом тенистом квартале за Гран-Виале, главной торговой улицей Лидо,
Накануне Дзеккини и его людям удалось-таки выбить у веронского судьи разрешение на обыск в доме комиссара полиции. Опасаясь утечки информации, майор умышленно обратился к человеку, славящемуся своей скрытностью. В случае обнаружения в доме Рандаццо предметов искусства сомнительного прохождения Дзеккини рассчитывал сделать следующий шаг и потребовать встречи с самим комиссаром, которого венецианская полиция предусмотрительно удалила из квестуры и поместила в надежное место. И только тогда, но не раньше, у них появилась бы возможность прижать Мэсситера. Найдет что-то любопытное Тереза – еще лучше. План Косты основывался на том, что арестовав англичанина по одному обвинению, они смогут инициировать полномасштабное расследование по всем остальным направлениям: убийству Уриэля и Беллы и даже, если удастся открыть новые обстоятельства, событиям пятилетней давности с участием Дэниэла Форстера и Лауры Конти. Может быть, им самим и не доведется свалить англичанина, но зато они будут знать, что на этот раз ему с крючка уже не сорваться.
Ключевым в этой схеме было слово «если». Чтобы получить ордер на арест Мэсситера, улики требовалось собрать до подписания договора о покупке. Как только Арканджело поставят на документе свои подписи, дело придется иметь уже не с одним отдельным человеком, а со всей иерархией города, с теми, кто поставил на кон свою репутацию, чтобы обеспечить нужное им будущее острова и навсегда скрыть от посторонних глаз прошлые финансовые махинации. В таком случае орешек мог оказаться не по зубам даже Луке Дзеккини, и без того рискнувшему слишком многим. В Венеции все решала впасть, и это понимали как Ник Коста, так и майор из Вероны. Как сказал Дзеккини, каждая неудавшаяся попытка свалить Мэсситера только Добавляла ему влияния. В их распоряжении оставалось очень мало времени и еще меньше идей относительно того, где у англичанина слабое место.
Из серого,
Сидевший напротив Косты и Перони майор вопросительно посмотрел на римлян.
– Время пришло. Решайте сейчас, потому что потом будет поздно. Мы еще можем повернуть обратно.
– Можете уезжать, – без раздумий ответил Коста. – Только отдайте нам ордер. Мы пойдем в любом случае.
Дзеккини пожал плечами:
– Надеюсь, Лео когда-нибудь оценит наши старания. – Он повернулся и положил руку на плечо соседу. – Пошли!
Действовали четко, быстро, профессионально. Им хватило четырех минут, чтобы убедиться, что дом пуст, открыть переднюю дверь и пройти по просторным, с высокими потолками комнатам особняка, позволить себе который государственный служащий определенно не мог. Рандаццо нравились картины, что удивило Косту. Впрочем, подобранные со вкусом полотна девятнадцатого и начала двадцатого века, с десяток старинных икон и коллекция японских гравюр могли отражать и увлечение супруга комиссара.
Переходя из комнаты в комнату, Дзеккини осматривал все с дотошностью профессионала, щелкал фотоаппаратом и время от времени уточнял что-то с помощью карманного компьютера. Комментариев не было. Перони и Коста беспокойно переглядывались. Визитом в дом Рандаццо их варианты не исчерпывались, но остальные выглядели еще более сомнительными.
Наконец, когда они прошли по всем комнатам первого этажа и майор лишь покачал головой, Коста не выдержал:
– У нас что-нибудь есть, Лука?
– Не знаю, – неуверенно пробормотал Дзеккини. – Может быть, да. Может быть, нет. Чтобы потребовать встречи с комиссаром, мне нужно предъявить что-то, в чем я уверен на сто процентов. Одних лишь подозрений недостаточно. Даже если все здесь приобретено незаконно, доказать вину покупателя будет крайне трудно – подобного рода мелочь продается едва ли не в каждом художественном салоне. Ничего особенно ценного здесь нет. Если мы попытаемся прижать ублюдка только на основании этого, он просто прикинется простаком и изобразит святую невинность. Скажет, что приобрел на распродаже. Доказать обратное практически невозможно.
Двумя днями раньше Коста и Перони уже побывали в особняке, но тогда Коста присматривался только к картинам – остальное он знал плохо.
– Как насчет икон? Вам не кажется, что они сербские?
– Определенно сербские, но что с того? Не проведя экспертизу, не установив наверняка их подлинность, мы опять-таки имеем только подозрения. Может быть, когда я вернусь в Верону и пороюсь в архивах, какой-то след и появится. Не поймите меня неправильно. Я просто… – Он помолчал, подыскивая слова, чтобы смягчить удар. – Просто сейчас у нас нет ничего, что можно было бы выкладывать на стол. Жаль, но…
Перони почесал голову.
– Послушай, Ник! Может быть, поискать что-то еще? Не упираться в одни картины. Оглядись, посмотри.
Здесь действительно было на что посмотреть: восточная керамика, клуазонские вазы, ширмы. В доме Рандаццо смешались все стили, эпохи и страны, что говорило о неопределенности предпочтений.
– Самое чудное вон там. – Перони указал на укрывшийся в углу, около камина, стеклянный шкафчик, на который Коста в первый раз не обратил внимания.