Уланы Цесаревича Константина
Шрифт:
– Господа! – сказал он уланам – Я люблю, когда вы откровенно сознаетесь мне в ваших шалостях, но в этом случае охотно прощаю вам ваше запирательство. Всех вас прижимаю к сердцу, в лице вашего полкового командира!
И он со слезами на глазах прижал к груди своей и расцеловал Чаликова.
– Каковы! Каковы молодцы! – примолвил при сем цесаревич.
Эти слова: каков и каковы имел он привычку повторять и в хорошем, и в дурном смысле, когда хвалил и когда бранил кого-либо.
– Фонтеры-понтеры! – отвечал в восторге добрый Чаликов.
Через Двину уланы переправились справа по одному, так как рыхлый лед на реке едва держался, и на поверхности во многих местах стояла вода и образовались полыньи. Испробовав крепость льда, сначала перешли трубачи, а за ними поочередно все десять эскадронов, и пока полк переходил таким образом, трубачи играли на той стороне переправу. Городской берег был усеян народом – вся Рига высыпала на проводы. Городская пешая и конная гвардия и сословие шварцгауптеров (черноголовых), в мундирах и верхами, провожали улан через город, шествуя перед полком со всем церемониалом. По всем улицам, через которые с музыкой проходил полк церемониальным маршем, окна в домах
Далее маршрут полка направлялся на Митаву, где дворянство задало уланам великолепный бал, на Шавли и, наконец, на Юрбург, – порубежный пункт Российской Империи, куда гвардия вступила 20-го марта. Через неделю, 27-го числа, в это местечко прибыл из Петербурга император Александр и делал смотр всей гвардии, представив свое отборное войско королю Прусскому и его супруге.
В течение недели, проведенной в окрестностях Юрбурга, полки успели отдохнуть от тяжкого и спешного зимнего похода и изготовиться к новым трудам боевой жизни. Людям розданы были боевые патроны, приказано отпустить сабли, навострить пики и осмотреть огнестрельное оружие. На другой день после смотра, гвардия перешла границу и направилась на соединение с войсками Беннигсена, занимавшего укрепленную позицию у Гейльсберга. 10-го апреля уланский полк, в ожидании военных действий, расположился на кантонир-квартирах в местечке Гросс-Шванфельдт и его окрестностях.
Здесь, при штаб-квартире своего полка, цесаревич устроил бивуак, где поместил между уланами двадцать четыре человека французских дезертиров, присланных к нему атаманом Платовым. Его Высочество разделил этих Французов на два капральства, дал им ружья и приказал исполнять службу как во французском лагере, с тою целью, чтобы познакомиться с порядком французской службы. Несколько времени спустя эти дезертиры отправлены были в Стрельну, и по возвращении великого князя из похода, стояли бивуаком в Стрельнинском саду. Многие из жителей Петербурга, и особенно дамы, приезжали смотреть Наполеоновских солдат, одетых и вооруженных по французской форме.
Кроме этих пехотинцев на уланском бивуаке при Гросс-Шванфельдте находилось еще и несколько пленных кавалеристов, которые также должны были иногда ездить верхом пред его высочеством и проделывать все эволюции одиночной езды по системе, принятой тогда во французской кавалерии. Этих пленных и дезертиров содержали как почетных гостей, и солдатам настрого запрещено было обижать их [29] .
Наконец после продолжительного бездействия обеих враждующих армий, боевые выстрелы снова раздались во второй половине мая: 24-го числа Беннигсен атаковал маршала Нея у Гутштадта и на другой день оттеснил его за реку Пасаргу. Уланский полк хотя и присутствовал на месте боя, в резерве, и даже один батальон его послан был на помощь войскам генерала Дохтурова, но активного участия в деле под Гутштадтом все-таки не довелось принять уланам. Точно также и в кровопролитном Гейльсбергском сражении (29-го мая) роль улан ограничилась присутствием на месте боя, в составе резерва, вместе с гвардейскою кавалерией. В этот день неприятельское ядро вырвало из рядов полка одну только жертву, рядового Котенку. Это случилось около трех часов дня, когда к уланам приехал цесаревич, за которым следовали две подводы с водкою и сухарями, нарочно добытыми его высочеством для своих улан. Едва лишь велел он полку спешиться и раздать людям по чарке, и едва солдаты слезли с коней, как вдруг, какое-то залетное неприятельское ядро ударило Котенку в лопатку и положило его на месте [30] .
29
Ф. Булгарин т. III, стр. 141.
30
Там же, стр. 189.
Но если при Гутштадте и при Гейльсберге уланский полк должен был ограничиться пассивною ролью, то в схватке под Фридландом, накануне знаменитой Фридландской битвы, на долю лейб-эскадрона выпал счастливый жребий к отличию.
Во время следования нашей армии от Шиппенбейля к Фридланду, ее колоннам предшествовал гвардейский резерв, под начальством цесаревича, и часть резервной кавалерии князя Голицына [31] . Беннигсен, опасаясь за наши переправы через реку Алле у Фридланда, направил туда, 1-го июня, для рекогносцировки два полка: уланский цесаревича и Орденский кирасирский с четырьмя конными орудиями, поручив начальство над этим отрядом князю Голицыну. Ему приказано было перейти на левый берег Алле (армия наша шла по правому берегу), остановиться в городе, для охранения моста, и выставить за городом пикеты. Стараясь предупредить неприятеля на пункте весьма важном, Голицын всю ночь напролет шел без отдыха, и с восходом солнца был уже в виду Фридланда. Отряд никак не рассчитывал встретить здесь Французов и потому шел довольно беспечно, а уланские офицеры заранее уже радовались, что отдохнут в городе хоть одни сутки и запасутся кое-чем из съестного. Но, не доходя верст около трех до места, отряд увидел бегущих к нему на встречу безоружных солдат, человек около десяти, которые, махая руками, кричали: «Французы! Французы в городе!» Это были наши фурлейты и маркитанты из обозов, оставленных во Фридланде еще в то время когда город этот находился в тылу нашей армии, далеко от театра военных действий. Князь Голицын, от этих людей только и мог узнать, что в эту де ночь французская конница заняла город и забрала все наши обозы, а сами они успели кое-как тайком выбраться к реке и спастись на лодках, пехоты же неприятельской в городе не видали. Голицын решил немедленно атаковать Фридланд и послал уланский полк выгнать неприятеля из города. Эскадронные командиры обступили Чаликова и наперерыв просили его каждый о позволении первому ворваться в город. Антон Степанович, не зная как тут угодить всем и каждому, решил кинуть жребий. Кинули, и счастливый жребий пал на эскадрон его высочества, которым командовал полковник Володимеров.
31
Дмитрия Владимировича.
Лейб-эскадрон тотчас же двинулся вперед к мосту, а остальные, выстроясь в две линии поэскадронно, пошли было за ним на рысях, как вдруг – навстречу им залп! Это приветствие приготовили уланам саксонские драгуны, которые, спешившись, засели в домах и за бревнами по ту сторону реки. Уланы, однако, не взирая на эту не совсем-то приятную неожиданность, спокойно приблизились к берегу, но тут – новый сюрприз, еще более неприятный: мост был разобран. Произошла невольная остановка.
Корнет Старжинский, командовавший первым взводом лейб-эскадрона, сметливым глазом окинул всю обстановку данной минуты и вмиг заметил что мост разобран только по середине, очевидно, наскоро, потому что доски еще лежали в куче, на краю, по ту сторону моста. Тем не менее, по ширине разборки, переправа для кавалеристов была не возможна. Что тут делать!...
Не долго думая, корнет Старжинский соскакивает с коня, вызывает охотников нескольких удальцов и, – буквально, – под градом неприятельских пуль, бросается впереди лихих охотников на мост; балансируя руками, перебирается по бревну на ту сторону и начинает укладывать доски. Несколько десятков драгунских ружей метили в храброго юношу, но, к счастью, каким-то чудом ни одна пуля не попала [32] !
Через четверть часа мост был починен и лейб-эскадрон стремглав бросился в город. За ним последовали остальные эскадроны уланского полка. Те из спешенных драгун, которые не успели спастись через плетни и огороды, были переколоты людьми лейб-эскадрона. Затем уланы поскакали по главной улице на городскую площадь и здесь были встречены колонною саксонских драгун, уже на конях, в числе нескольких эскадронов. Это были рослые, видные люди, с заплетенными косицами, в красных куртках с зелеными отворотами, на крепких, крупных и хороших лошадях. Они храбро выдержали первый натиск лейб-эскадрона, дали залп и пошли в атаку, но уланы лихо и глубоко врезались с налету в их ряды и смяли фронт. Драгуны, наконец, дрогнули, дали тыл, поскакали, наши за ними, и вскоре все это перемешалось в одну толпу и мчалось вместе через трупы товарищей и коней, по узким улицам, нанося друг другу удары. Незаметно и те и другие очутились за городом. Здесь уланы вдруг увидели, что из-под лесу крупною рысью приближается к ним на встречу, с явным намерением атаковать во фланг, целый полк французских гусар, в зеленых доломанах.
32
В Воспоминаниях Ф. Булгарина мы находим о корнете Старжинском следующие строки: "Старжинский был одним из лучших офицеров нашего полка. Красавцу, с отличным воспитанием и благородному во всех своих поступках, ему не доставало только военной славы – и он приобрел ее подвигом, которого не пропустил бы без внимания ни Тит Ливий, ни Тацит. Старжинский обрекал себя на явную смерть, и если он остался жив и невредим, то это истинное чудо. С какою радостью мы прижали к сердцу доброго нашего товарища, когда увидели его снова на лошади! Он даже удивлялся нашим поздравлениям, почитая подвиг свой ничтожным, и простодушно отвечал нам: «Кому-нибудь да надобно же было первому пойти!»
На нашей стороне тотчас же затрубили сбор. Уланы остановились, чтобы выстроиться, и это дало драгунам возможность проскакать в интервалы между гусарскими эскадронами. Зеленые гусары весьма удобно могли бы воспользоваться тем мгновением, когда люди, рассеявшиеся отдельными группами во время преследования, собирались к своим частям, и действительно, гусары уже совсем было пошли на улан в атаку, но к счастью последних, в этот самый миг грянуло вдруг из-за реки несколько выстрелов. Три, четыре ядра, пущенные из наших легких орудий, очень удачно ударили в неприятельские эскадроны и на некоторое время замедлили их атаку. Эта остановка уже окончательно дала уланам возможность собраться и выстроить боевой порядок.
Погода была прекрасная, поле обширное и ровное, а уланам предстояло еще впервые в течение этой войны сразиться с неприятелем лицом к лицу, в действительной кавалерийской схватке; поэтому они, по свидетельству участника, весело и радостно кинулись в атаку [33] . Гусары были опрокинуты. Проскакав с версту, они остановились и построились за своею второю линией, которую выставил успевший оправиться полк саксонских драгун. Уланы, однако, не остановились и одним натиском смяли саксонцев. Несколько раз, на протяжении семи верст, останавливался неприятель подобным образом, для встречи наших атак, и каждый раз уланы заставляли его отступать, пока не загнали в лес. Управились они с Французами уже довольно поздно. Начинало смеркаться, лошади были измучены, дальнейшее же преследование по незнакомому лесу, при наступающих сумерках, представлялось рискованным; предполагалось, что к вечеру могла подойти французская пехота и устроить в лесу удачную засаду. Решено было, что на сей день довольно. Поэтому эскадрон майора Лорера оставлен был на аванпостах и растянул цепь своих ведетов под самым лесом, а остальные эскадроны отошли назад версты на три и стали бивуаком на том самом месте, где давеча была самая жаркая схватка с зелеными гусарами. Четыре офицера и 56 рядовых забрали мы в плен, да около 50 человек порубили и перекололи во время схваток. С нашей же стороны выбыло из строя убитыми и ранеными 32 человека нижних чинов.
33
Ф. Булгарин, т. III, стр. 207.