Улей 2
Шрифт:
— Толик, руку убрал!
— Не толкайся… Ай…
— Я так люблю тебя!
— Заткнись!
— Ты такая инфантильная… Дура, в общем…
— Эй, гайс, станьте в круг.
— Вы тоже… Адам и Ева…
— Погоди, Адам и Ева?
— Пипец, совпадение!
— Это паранормально…
— Ага, вызывай экзорцистов!
— Ша, народ!
— Давайте быстро, пока мусора не наехали… Ты снимаешь? Ростик?
Кто-то врубает на всю мощность JBL Boombox[1], и толпа, формируя беспорядочную геометрическую фигуру, начинает танцевать, прыгать и извиваться.
— Опа-па-па!
— Все вместе!
— И понеслась!
— Цвет настроения синий. Внутри Martini, а в руках Tequini. Под песню "Синий иней" она так чувствует себя Богиней… Цвет настроения синий. Внутри Martini, а в руках Tequini. Под песню "Синий иней" она так чувствует себя Богиней[2]… — невпопад подпевают, большей частью горланя текст песни, местами даже неправильно.
Ева с Адамом, не переставая смеяться, набивают подошвами ботинок ритм и аплодируют ребятам.
— По телу мурашки и ей хочется кричать….
— … ЗВЕЗДА…
— Она так чувствует себя… БОГИНЕЙ…
На последних нотах визг и крики окончательно перекрывают звуки песни.
— Ох, хитяра… — выдыхает Ростик, опрокидывая в горло алкоголь и, сминая стаканчик, швыряет его в ящик из-под салютов. — Хитяра!
Молниеносно оприходовав весь имеющийся алкоголь, «поколение» настраивается на новый танцевальный заход.
— А сейчас, конечно, для нашей любимой Клавдии Ивановны…
— Клавдия Ивановна!
— У меня мурашки по коже…
— Клавдия Ивановна!
— И часто здесь такое происходит? — спрашивает Ева Адама, и он наклоняется к ней совсем близко, чтобы расслышать.
— Ну, случается… Это же не элитка, нормальный одесский двор.
— Клавдия Ивановна, мы знаем, что вы с нами! — орут, пересмеиваясь.
— Гип-гип-ура!
— Ура! Ура! Ура-а-а-а-а-а!
— Их не накажут?
Титов смеется, пожимая плечами.
— Даже если полиция примет вызов, пока соберутся, пока доедут… Хулиганство — не убийство, быстро не отреагируют.
— Клавдия Ивановна, ваша любимая! За нашу Одессу[3]!
Самый смелый, а возможно попросту пьяный, даже бросает в окно первого этажа снежный ком.
И Еве становится жарко, так она смеется и подтанцовывает. Давно у нее не возникало настоящего восторга в компании подвыпивших сверстников. Все чаще приходилось притворно веселиться. Здесь же, среди этих простых и бесшабашных ребят, Адам едва удерживает ее в кольце рук.
На балконе четвертого этажа появляется мужик в майке и трусах. Разъяренно взмахивая кулаками, он, должно быть, матерится. На фоне музыки, мало впечатляет. Напоминает немое кино или даже пантомиму.
Как только песня заканчивается, становится слышно все нелицеприятные слова соседа. Но вот душа одесская широкая — никто не обижается.
— Еще одна, Павел
Следом появляются другие осмелевшие жильцы.
— Безобразие!
— А ну, марш по домам, ненормальные!
— Семь сорок[5]! — выкрикивает Ростик, сгруппировывая толпу.
— Юхххххууу!
— Ева тоже танцует, — требует Людочка, хватая девушку за руки и затягивая в круг.
Титов машинально входит следом.
— Все нормально? — тихо спрашивает.
— Ой, оставь ты ее, Тит! Что она у тебя не танцует?
— Под «Семь сорок» все танцуют, — вклинивается чернокожий, и все ржут. — Можешь? — к Еве.
— Уж под «Семь сорок» могу! — с энтузиазмом заявляет та.
— На выбывание! До победного!
— Пока менты не приедут?
— Нас линчуют раньше.
Бумбокс снова приземляется на лавочку, и начинается безумие. Стуча ботинками и прыгая, вытаптывают снег. Так танцуют, что земля под ногами горит.
[1] Портативная колонка.
[2] «Цвет настроения синий» Филипп Киркоров.
[3] Построение предложения на манер одесского говора.
[4] «Ах, Одесса!» Модест Табачников.
[5] Еврейский танец, популярный в Одессе.
Глава 56
Он тебе не Бог.
День восемьдесят шестой.
— Поймать! Живой или мертвой! Поймать!
Дикий рев Исаева проносится по округе. Мурашки бегут по открытой спине Евы, но они не от холода. От бурлящего внутри нее ужаса. Придерживая руками подол ненавистного свадебного платья, она бежит по скрипучему песку, невольно фокусируясь на том, насколько сильно туфли ее мертвой матери сдавливают стопы. Они защищают Еву от травм и холода, но ощущаются как кандалы.
Рыдания сотрясают тело девушки, вырываясь хриплыми звуковыми рывками лишь периодически, однако слезы бегут по щекам безостановочно.
Лай собак становится ближе.
Это охота. Охота на человека.
Ева — живая мишень своего отца.
Она боится. Дико боится того, что пришел конец ее истории. И это не хеппи-энд, как она и требовала у судьбы какие-то два месяца назад. После того, что уготовил ей отец, никаких многоточий в конце не останется.
«Ты только не приходи за мной, Адам…»
«Не приходи за мной…»
Этой ночью даже ее любимое море будто мертвое. Никакого шумового и визуального движения волн. Полный штиль. Море ее провожает.
— Самолет завтра, в шестнадцать двадцать, — отбивая вызов, информирует Адам.
— Так быстро?
Сталкиваются горящими взглядами. Еще не расстались, а тоска уже взрывает воздух между ними.
— Не думала, что это произойдет так скоро. Я не готова.